Как-то, пробираясь с нагруженной тележкой сквозь уличную толчею, Ги увидел в толпе знакомое лицо. Он узнал родственника, который когда-то рекомендовал Ги в слуги.
В автомастерских для юноши нашлась подсобная работа. Снова подзатыльники, ругань хозяина и старших рабочих. Ночевал он теперь в доме родственника — тесном, с убогой обстановкой. Иногда там собирались молодые рабочие из мастерских, С наступлением темноты света не зажигали, чтобы не привлекать внимания полицейских, разъезжавших ночами по улицам. Ги, притаившись в углу, силился понять, о чем шла речь. Временами ему казалось, что он слышал свои, еще не оформившиеся в слова смутные мысли о тяготах жизни и несправедливости.
...Первым «большим достижением» «Бэби Дока» в экономической области было основание им на острове трехсот весьма доходных предприятий, а именно — домов терпимости для курортников-американцев. Но если отвлечься от этих заведений, от пляжей и кокосовых пальм, то в Гаити ныне, как и при Дювалье-старшем, чрезвычайно низкий доход на душу населения, вопиющий уровень неграмотности — 90 процентов, очень невысокая продолжительность жизни — 47 лет. И рекордная в Центральной Америке детская смертность— 147 на каждую тысячу новорожденных. По саркастическому определению экономистов, единственное «преимущество» Гаити — это баснословно дешевый труд. Средний уровень зарплаты здесь — 1 доллар 30 центов в день.
О чудовищных поборах с населения Гаити при жизни «Папы Дока» в странах Карибского бассейна ходили легенды. «Бэби Доку» удалось превзойти отца. Налогами обложили даже... стихийные бедствия. Дважды в год, после весенних и осенних дождей, правительство собирало с гаитян и живущих в стране иностранцев пожертвования на ликвидацию последствий наводнений. Правда, гаитяне как-то не ощущали реальной пользы от этих пожертвований. Деньги таяли, словно дождевые облака после грозы. Миллионные суммы были собраны на восстановление моста через реку в Порт-о-Пренсе, а стоимость работ, по подсчетам специалистов, не превысила и пятидесяти тысяч долларов... Куда делись 10 миллионов долларов, миновавшие государственную казну, гадать не приходится...
Как-то днем в мастерскую, где работал Ги, ворвались вооруженные полицейские. Они стремительно обежали все помещения, оставив стражу у дверей. Тыча дулами пистолетов в спины людей, погнали нескольких рабочих к выходу. Хлопнули дверцы фургона. Больше эти люди в мастерскую не вернулись...
Несколько раз по поручению дяди и его друзей Ги расклеивал ночью на стенах маленькие серые листочки с отпечатанным в типографии текстом. Он не знал, что в них говорилось: читать Ги по-прежнему не умел. Однажды он попал в облаву. В полицейском участке всех арестованных зверски избили, но улик, подтверждавших антигосударственную деятельность, не нашли. И выпустили.
В тайных собраниях рабочих Ги участвовал как равный.
Арестовали дядю. Кто-то донес, что он коммунист. Лишь несколько месяцев спустя родственники узнали, что он брошен в центральную тюрьму форт-Диманш.
Собрания в доме, где жил Ги, прекратились. Тогда юноша разыскал товарищей дяди и сказал, что хотел бы сотрудничать с ними.
У входа в мастерские, так же как возле большинства промышленных предприятий города, теперь постоянно дежурили полицейские наряды. И все же стачки и забастовки вспыхивали одна за другой. Доходили сведения о крестьянских мятежах, об убитых и исчезнувших без следа людях.
Уже через несколько месяцев после ареста дяди к Ги пришел человек — изможденный, со следами пыток на лице и руках. Он не назвался, сказал лишь, что до ареста работал инженером. В Форт-Диманше он встретил дядю. Много дней провели они в одной камере три на три метра — они двое и еще 21 человек.
— Камера никогда не проветривалась и не дезинфицировалась. Спали по очереди,— рассказывал инженер.— Мы жили среди клопов и блох, страдали от малярии. Заключенные по очереди выносили парашу. И если узник, ослабевший от болезни и голода, не мог удержать ее и ронял, на него обрушивался град ударов, а собирать содержимое параши он был обязан руками. Нам не давили ни туалетной бумаги, ни мыла. Воды не было. Заключенные в Форт-Диманше никогда не моются.
Каждый узник получает ежедневно по 20 граммов хлеба, горсть риса, варево из полусырых макарон — его и супом-то нельзя назвать. Люди едят на полу, в спешке, потому что, едва вручив миску, тюремщик тут же забирает ее назад. Рацион воды — два стакана в день.
В этих условиях распространяются болезни: туберкулёз легких, авитаминоз, дизентерия, расстройства психики. Лекарства отсутствуют. Поэтому почти все заболевшие узники умирают, не выдержав в Форт-Диманше и года. Не вынес ужасов заключения и дядя Ги.