Хозяин этой уникальной коллекции — Петр Антонович Макиенко, краевед, фольклорист, композитор. В Воронежском крае дед Петро (так его зовут многие) возглавляет областной клуб любителей русской песни. Собирание музыкального фольклора для этого человека мало сказать увлечение — это неутолимая страсть, дело всей жизни. Сколько исхожено-изъезжено по проселочным дорогам, от деревни к деревне в центрально-черноземной России и Сибири! И всё для того, чтобы открыть доселе неизвестную песню, донести до нас, современников, и сохранить для потомков ее самобытную красоту.
Целый вечер провел я в гостях у песни, то грустной и разудалой, то величавой и широкой, как душа русского человека. Были среди них и песни литературного происхождения. Помню, я тогда удивился: почему их называют народными, если авторы текстов хорошо известны?.. «Да потому,— ответил Макиенко,— что крестьянские певцы, переиначивая слова и даже сюжет, приспосабливали их, к своей жизни, укладу, настроению. Они как бы становились соавторами поэта».
Поиск народных вариантов книжной поэзии увлекателен, а установление подлинного авторства требует немалых трудов, обширных знаний, интуиции,
Некоторые рассказы, Петра Антоновича Макиенко я предлагаю читателю: стараюсь при этом передать их так, как услышал.
«В долине долгих станов»
— Так вы по фольклору, говорите? — переспросил у меня председатель сельсовета.
Он вопросительно и с тенью недоверия смотрел мне в глаза.
— Вот гляжу на вас: мужчина представительный, видный, а такой, извините, чепухой занимаетесь. Неужели мало других специальностей?
Иван Федорович был местным жителем, курунзулайским, хорошо знал историю своего села и края. Он гордился родной Даурией. Даурские степи, даурские сопки, даурская тайга то и дело мелькали в его рассказах о Приаргунье. Особенно запомнилось, с каким пылом говорил Иван Федорович о местных целебных источниках.
— Болото, понимаете, обыкновенное болото! Трясина топкая, волнами под тобой ходит, а ты от нее вперебежку. И вот он — родничок, фонтанчик! То подпрыгивает, то разливается. И, кажется, небольшой, а вечный! Силы в нем много. Старики рассказывают, что забайкальцы народ крепкий от «криштальных ключей». О них даже легенды складывают. Такую, например, доводилось слышать?
Белый атаман Семенов приказал взять на учет все даурские источники «и начинить их отравой. Полезли белобандиты по болотам, да там и остались. Захлестнули их фонтаны даурские. Тогда атаман приказал перерезать жилы «криштальным ключам», И тут дело не вышло. Перекопают одну жилу, а ключ разветвляется на несколько фонтанов, которые бьют пуще прежнего. Ни с чем остался белый атаман.
— Ну вот и фольклор!— обрадовался я,— Да еще из уст председателя сельсовета. Такое случается нечасто.
— Да какой это фольклор! — махнул он рукой.— Так, байки... Хотите, с нашими старичками познакомлю? Таких небось нигде не встречали.
Село Курунзулай старинное. Его окружают таежные сопки и пади. Десяткам поколений курунзулайцев приходилось видеть и разгулы дикой конницы, и караваны торговцев, что шли через село из Китая в Нерчинск. Нерчинская дорога была свидетелем каторжных песен, бряцанья кандалов и сабельного звона боев за Советскую власть:
— Вот мы и пришли,—сказал Иван Федорович.— Тут живет старый кавалерийский рубака, лично знавший Сергея Лазо.
Посреди двора, обнесенного жердяной изгородью, стоял хозяин — Иван Павлович Миронов, коренастый, с загорелым лицом, в темном картузе, надвинутом на брови.
— Ну че стоим? В ногах правды нет,— сказал он. Вскоре пришел его друг — односельчанин Петр Иванович Уваровский.
Они рассказывали о том, как в годы гражданской войны, невдалеке от пади Алтагачан, построили землянки, собрали оружие и партизанили. Рассказ продолжила песня:
Из пади, Алтагачана из коммуны лесовой
Подъезжал к Курунзулаю взвод разведки боевой.
Засвистели пули градом — грохот выстрелов, гранат.
Уничтожили на месте весь семеновский отряд...
Около тридцати песен было записано на магнитофон, когда зазвучала вдруг та, которую, казалось, я искал всю жизнь.
Запевал тенорком Петр Иванович Уваровский. Он пел задумчиво и, казалось, видел себя в песне:
В полдневный жар в долине долгих станов
С свинцом в груди лежал недвижим я...
Да это же Лермонтов! Удача небывалая! Ни в жизни, ни в одной фольклорной картотеке, ни в одном своде я не встречал народных вариантов стихов этого поэта. Провожая вторично Лермонтова на Кавказ, В. Ф. Одоевский вручил ему небольшого формата альбом с просьбой вернуть его исписанным стихами, конечно, новыми. Поездка поэта на Кавказ оказалась последней, но просьба Одоевского была выполнена. Михаил Юрьевич поместил среди первых записей стихотворение «Сон». И вот оно здесь, в таежном Курунзулае, обернулось народной песнью.