Выбрать главу

Бывает, что отдельные трудовые процессы скульптор из Алто-до-Мора разделяет на эпизоды, как кадры кинопленки, останавливает отдельные моменты работы.

Вот пастух гонится верхом за коровой, пытаясь свалить ее наземь рывком за хвост — обычный прием на северо-востоке Бразилии. А вот другая группа — тот же пастух, спешившись, вяжет поваленной корове ноги.

Одно только не воспето в глине мастерами; покой, тот самый покой, неудержимое стремление к которому, как отмечают добросовестные, но заезжие исследователи жизни северо-востока, приписывается его жителям. Выдающийся писатель Эуклидес да Кунья, открывший северо-восток для читающей Бразилии в начале века, писал, например:

«Непобедимая лень, вечная вялость мускулов заметны во всем, в замедленной речи, в неопределенном жесте, в неуклюжей походке, в томительной каденции «модиний» (жанр народной песни, характерный сентиментальными грустными интонациями. — В. С), в постоянном стремлении к неподвижности и покою... Остановившись, он непременно обопрется о ближайшую притолоку или стену. Всадник, едва придержав коня, чтобы перекинуться двумя словами со встречным, тут же съезжает набок, опираясь на одно из стремян. Пеший, если задержит шаг — свернуть самокрутку, выбить огонь кресалом, поболтать с приятелем,— тут же падает (именно падает, точнее, не скажешь) на корточки и проводит немалое время в этой неустойчивой позе, опираясь на пятки и поддерживая равновесие большими пальцами ног. В полудреме, двигаясь не спеша за неторопливым стадом, пастух превращает своего коня чуть ли не в тот баюкающий гамак, где он проводит лучшую часть жизни».

Правда, да Кунья пишет, «что эта видимость вялости обманчива, и житель засушливой глубинки северо-востока преображается за секунду, лишь только обстоятельства пробудят спящую в нем энергию».

Но глиняная энциклопедия Алто-до-Мора, детально отразившая все подробности быта небогатой событиями жизни крестьянина, вовсе не обнаружила в ней покоя. При всем многообразии деталей, воссозданных в глине, вы не найдете, как не нашел я, среди них гамака. А ведь это портативное и пригодное на все случаи жизни изобретение индейцев заслужило быть запечатленным гончарами-художниками. Гамак — повсеместно распространенная, для бедняков — главная, нередко и единственная мебель в доме. В нем спят и на нем сидят — верхом. Однако фигурки Антонио и его коллег не лежат в гамаках. Не сидят они на корточках, не прислоняются к стене, что отнюдь не лишает основательности наблюдения да Куньи. Писатель за внешней вялостью сумел увидеть скрытую силу крестьянина северо-востока. Об этом же говорят и глиняные фигурки из Пернамбуко.

Все они на одно, лицо, словно на древнеегипетских росписях, эти копии героев местре Виталино: с короткими носами и вытянутыми подбородками. Мужчины отличаются от женщину лишь одеждой и бородой. Поэтому кажется, что гончары Алто-до-Мора лепят одного и того же человека в разные моменты его жизни, длинную глиняную биографию работающего без передыху, но бедного, бразильского крестьянина-сертанежо.

Многие мастера в поисках новизны соединяют фигурки в композициях. Кому-то, например, пришло в голову вылепить «дом маниоки», помещение, в котором этот корнеплод разрезают и, выжав из него ядовитый сок, подсушивают, растирают и получают нечто вроде манной крупы. Маниока — главная кормилица бедных, крестьян — неприхотлива, а они возделывают лишь землю весьма примитивно и не пользуются удобрениями и поливом. Особенно выручает маниока в засуху, когда погибают рис и кукуруза, но с маниоковых плантаций все-таки можно получить урожай. Зато, после уборки она требует специальной обработки, и для ее облегчения крестьянский ум давно придумал простенькие механизмы: их приобретают в складчину и пользуются ими сообща. Гончары трудолюбиво вылепливают все детали пресса, привод с колесом, печи и фигурки работников со знакомыми нам лицами. Но технология тут заслонила искусство. Тем не менее композиции представляют немалый интерес для этнографов. «Домов маниоки» становится все меньше — их теснит технический прогресс.

Только там, на северо-востоке Бразилии, я открыл для себя, что ярмарка представляет собой не только базар, но и целый фестиваль народного искусства. Этот источник открыл еще местре Виталино. В его время были многочисленные, тоже постепенно исчезающие вьолейро — бродячие гитаристы. Если повезет, и сегодня в ярмарочном шуме различишь особенно пронзительный звук — голос певца эпических сказаний, лирических эмболад или юмористических кантиг. Подыгрывая себе на шестиструнной гитаре, певцы скороговоркой выводят вереницы строф. Наполеоновские шляпы — когда-то парадный головной убор местных крестьян — раскачиваются в такт песне, посверкивая звездами из фольги. Главная тема, конечно, сердечная: «Ты кусай, змея, сильнее, не боюсь твоих зубов, на руках у моей милой меня вылечит любовь».