15 апреля «Сохар» подошел к северному входу в Малаккский пролив. Здесь слово лучше передать Тиму Северину:
«Малаккский пролив — это коридор, по которому между Ближним и Дальним Востоком налажено оживленное транспортное движение,— тон задают в основном танкеры-нефтевозы, обслуживающие японские порты. Едва мы приблизились к проливу, как оказались на пути у вереницы из девяти или десяти огромных судов. Затем порыв ветра задернул завесу дождя и скрыл их из виду. Я ощутил себя пешеходом, которому завязали глаза и вытолкнули под проливным дождем на скоростной ряд автомагистрали. К счастью, «Сохар» благополучно миновал опасное место... Три дня спустя мы наконец вошли в порт Сабанга — маленького острова у северной оконечности Суматры. Мы провели в открытом море 55 дней, и Сабанг показался нам столь же райским уголком, каким он казался нашим предшественникам в древности...»
Суматру древние арабы называли Страной Золота. Впрочем, как ни манил остров Забаг драгоценностями, но средневековые мореходы старались избегать его: по распространенному поверью, Страну Золота населяли злобные каннибалы.
Именно с Суматрой связывают четвертое путешествие Синдбада, когда мореход, попав на остров после кораблекрушения, отказался принимать от местных жителей отупляющую пищу (скорее всего приправленную гашишем — популярной в те времена специей на Суматре) и потому избежал участи своих товарищей: несчастных стали откармливать на убой.
Во время пятого путешествия Синдбад опять побывал в Забаге и встретился на берегу со стариком в плаще из древесных листьев.
«И я подошел к старику, и поднял его на плечи, и пришел к тому месту, которое он мне указал, а потом я сказал ему: «Сходи не торопясь»; но он не сошел с моих плеч и обвил мою шею ногами. И посмотрел я на его ноги и увидел, что они черные и жесткие, как буйволова кожа.
И я испугался и хотел сбросить старика с плеч, но он уцепился за мою шею ногами и стал меня душить».
Злой старик оказался шейхом моря, и Синдбад с большим трудом смог освободиться от него. Исследователи арабских сказок полагают, что прообразом шейха послужили... орангутаны, которых мореходы принимали за представителей демонических сил...
На Сабанге Тиму Северину удалось привести корабль в порядок. В лесу моряки срубили высокое дерево и вытесали из него прекрасный рей — не хуже старого. Команда отдохнула, а морские биологи в водах близ острова нашли свое золотое дно: заливы кишели прекрасными экземплярами подводной фауны.
В начале мая «Сохар» покинул индонезийские берега и взял курс на Сингапур, куда и добрался благополучно месяц спустя.
Тим Северин не собирался задерживаться на полуострове Малакка — приближался сезон тайфунов. Циклоны свирепствуют здесь, как правило, с июля по октябрь, но отдельные ураганы налетают и в мае — июне. Рисковать «Соха-ром» на последнем этапе плавания капитан никак не мог, поэтому остановка в Сингапуре была совсем краткой. Впереди лежало Южно-Китайское море, которое синдбады средневековья делили на два моря — Кундранг и Канхай. Из семи морей, лежащих на пути в страну Син (Первые пять — это Фарис, Ларви, Харканд, Калах-Бар, Салахат — соответственно Персидский залив, Аравийское море, Бенгальский залив, Андаманское море и Малаккский пролив.) , эти были самыми трудными и жестокими. Здесь на бумы и самбуки налетал страшный «туфан» — и в арабский и в русский языки это слово пришло из китайского: «тай фын» означает «большой ветер».
Четыре дня плавания после выхода из Сингапура прошли в относительном спокойствии. А на пятый...
...На пятый день ветер одолел их и забросил в последнее море на свете, и солнце скрылось, и наступила тьма, и корабль завертелся посреди ревущего моря, где бились волны, и путники сбросили с себя тюрбаны и попадали на палубу от сильного горя, ужаса и огорчения, так как ум их ошеломился и надежды прекратились.
И раздался страшный стон дерева и треск ткани, и главный парус разорвался и распался на куски. Но судно устояло, и путники тут же спустили рей, и правильно сделали, ибо налетел ветер еще сильнее прежнего, и клубились облака, и чернели, как дым от большого пожара, и это был еще не туфан, но очень коварный ветер, называемый арочный шквал, и еще три таких шквала налетели в тот же день, и корабль, помимо главного паруса, потерял кормовой и два носовых, а потом все кончилось, и путники стали как одуревшие цыплята из-за великого утомления, усталости и упадка сил, но капитан пресек страх и успокоил рассудок и вскричал: «Да будет слава живому, который не умирает!»