«Эдинбург, основанный в X—XI веках, в течение почти двух столетий был средневековой столицей независимого Шотландского королевства. Здесь же университет, один из старейших в Европе (1583 год)...»
На высоком холме парит над городом фантастически-прекрасный Касл, замок-крепость, главная достопримечательность Эдинбурга. Вообще говоря, есть значительность в именах нарицательных, ставших именами собственными. «Касл» переводится буквально: «замок», но никто не пытается дополнить это слово каким-либо определением. Касл — это Касл и есть. Так же как Королевский парк в Эдинбурге, его называют просто: «Парк». Вот так — Парк с большой буквы, и все.
Говорят, что тот, кто ни разу не побывал в шотландском пабе, не познакомился с Джоном Ячменное Зерно, никогда не постигнет духа этой страны. «Приют пилигрима» и «Герб Ланселота», «Слуги короля» и просто заведения без названия густой сетью разбросаны по всему Эдинбургу. История многих пабов насчитывает столетия — по крайней мере, так утверждает реклама.
Устав от прогулки, я заглядываю в один из пабов. Первое впечатление: столы здесь не скребли, по-видимому, со времен битвы при Гастингсе. Вековая копоть на сводах, заржавленные кандальные цепи у стены, истрескавшиеся колодки для головы и рук — все это сильно походило на средневековую камеру пыток. Что-то было здесь и от- Хей-сквер — места в Эдинбурге, где ранее происходили публичные казни. Но на дворе стояла последняя четверть XX века, и стены паба сотрясались от взрывов хохота.
Пробравшись в середину толпы, я увидел, что она увлечена созерцанием древней как мир забавы: два здоровяка при всеобщем поощрении мерились силой — каждый старался прижать руку соперника к столу. Чуть дальше играли в дартс — мужчины метали в мишени, с расстояния шагов в десять, маленькие оперенные стрелы. Кстати, это старинное развлечение, рожденное в пабах, недавно превратилось в профессиональный спорт: по дартс стали проводиться чемпионаты областей, графств и страны.
Я пристроился со своей полпинтой за небольшим столиком на улице, где расположился загорелый молодой человек в застиранной солдатской куртке. Не разговориться в пабе — все равно что разом нарушить все десять заповедей, и через минуту я уже знал, что парня зовут Ральф и что за свою двадцатисемилетнюю жизнь он немало постранствовал по свету.
Чем-то меня насторожила интонация, с которой Ральф произнес слово «странствовал». Я задал несколько вопросов — ответы уклончивые, будто атмосфера паба, располагающая к словоохотливости, внезапно развеялась. И все-таки разговор, что называется, пошел. После небольшой заминки собеседник поведал о сути своих «путешествий». Занимался он рискованным, жутким, но, как Ральф выразился, «весьма наваристым» делом — ремеслом наемника. Приводимый ниже его рассказ — это как бы суммарный ответ на мои вопросы.
— Пока хватает работы и в Африке, и на Ближнем Востоке. А я вот решил домой заглянуть — лет десять здесь не был. Как удрал в семьдесят четвертом в армию, так до сих пор и не могу сбросить эту шкуру,— Ральф небрежно щелкнул по своей куртке.— В Северной Ирландии я впервые в жизни убил человека. Вышло вот как: мы были в ночном патрулировании. Держались, конечно, настороже, но все же не уследили. Он выскочил из-за угла, швырнул в меня камень и побежал. Конечно, я выстрелил — дал очередь по ногам. Так нас учили. Автомат повело, и я прошил ему спину. Было темно, но я хорошо разглядел, как тот парень споткнулся и рухнул на мостовую.
Да, там, в Северной Ирландии, нас натаскивали — дай бог! Конечно, это была грязная война, но отличная тренировка. Приказ был простой: если подозреваемый пытается сделать лишнее движение, нужно немедленно стрелять. В Ольстере я чуть не сгорел: в бронетранспортер бросили бутылку с зажигательной смесью.— Он отвернул рукав и показал левую руку, изуродованную шрамами.— В Родезии я тоже горел, но туда отправился уже по своей воле, как наемник. Дальше у нас что было? Дальше был 1978 год, я тогда вместе с тридцатью ребятами — почти всех знал по Ольстеру — оказался на границе Мозамбика. Нас здорово ценили — британские парни всегда считались лучшими на рынке.
Да нет, никакой я не маньяк. В детстве мечтал стать моряком. Но отца постоянно не было дома — он завербовался в одну компанию на Ближнем Востоке, искал нефть, а мать... Ну, в общем, матери было не до меня. Вот и пришлось самому искать работу. Те, кто нас нанимает, никогда не спрашивают, кто мы и откуда. Им нужно только одно — чтобы работа была выполнена. Правда, риск остается риском. У меня шесть ранений, но и за них мне тоже заплатили. Хотя рука в последнее время что-то начала ныть и сохнуть. Да и сейчас я только-только освободился. Слыхали о Сейшельских островах? Я опять уцелел, вернулся и вот решил подумать о будущем. Пока есть деньги, думаю открыть здесь, в Эдинбурге, свое дело. А впрочем,— он отпил еще глоток,— ребята написали, что сейчас идет набор для Сальвадора. Может быть, рискнуть еще раз напоследок? Ведь нас ценят выше американских «джи аи», у нас за плечами опыт Ольстера.