— И поэтому вы, доктор, приехали ко мне?
— Я ведь тоже играю в фильме, как и ты.
Приезд Роблеса явно польстил Пайсу. Разлив «ослоубийцу» по рюмкам, он протянул одну Роблесу, держа ее в обеих руках, чтобы не расплескать:
— Салют! За красивый фильм!
Ром «матабурро» огнем обжигал горло. Пайс снова налил. Движения у него при этом были точные, размеренные, будто он соблюдал некий ритуал.
— Мой младший брат... ему плохо,— проговорил он вдруг.— А доктора к нам сюда не заглядывают. Вы его не посмотрите? Пожалуйста!
Роблес объяснил ему, что он не врач, а экономист. Этого Пайс не понял: он принял его за врача, который между делом занимается чем-то еще, потому что основная профессия плохо кормит. «Доктор», только это он и понимал, а «экономика» или «медико» до него не доходило. Роблес написал на листочке из блокнота адрес врача, который лечил бедняков, потом смял "ее, бросил на землю: Пайс не умеет читать...
— Бери брата, я вас отвезу.
Мог ли Пайс оказаться шпиком? В принципе это не исключено, И здесь, в бедняцких кварталах, на ничейной земле, где, в сущности, нет действенного полицейского контроля, шпики все же есть. Но станет ли полиция возиться с индейцем, который не сумеет толком понять полученный приказ, не сумеет написать отчет, зато не прочь выпить?
Такси медленно ехало по шоссе по направлению к городу. Мальчик на коленях Пайса перестал плакать, затих.
— Это хороший доктор, Габриэль, лучше, чем я. И если у тебя нет денег...
— У меня есть! Женщина из фильма дала мне двадцать кетцалей.
— Как ты к ней попал?
— Простите, доктор? Я не понял.
— Отель «Майя Эксельсьор». Кто тебе сказал, что там, в фильме, нужны люди?
— Фелисита мне сказала.
— Кто это?
— Моя девушка. Нам крепко повезло, и мы сможем скоро пожениться. Фелисита много зарабатывает, два кетцаля в день. Она в «Майя Эксельсьоре» кровати застилает.
Выяснилось, что он уже дважды снимался в кино. В прошлом году французская киногруппа снимала его в наряде касика на фоне руин Киригуа, предварительно загримировав под пожилого человека. А прошедшим летом приезжали люди из Голливуда, снимали его почти что обнаженным, намазав тело каким-то пахучим маслом и воткнув в волосы зеленые перья. Ему пришлось разучить сложнейший ритуальный танец и участвовать в драке с белыми артистами... Роблесу смутно вспомнились отчеты об этом фильме. Что-то вроде исторического спектакля о завоевании Гватемалы испанцами.
— Спасибо, доктор,— сказал Пайс, когда они подъехали к клинике.— Вы ко мне еще приедете? И мы еще с вами выпьем, ладно? Приедете?
— Конечно! Пока ты не станешь кинозвездой и тебе не поставят личного телефона, Габриэль, за тобой кто-нибудь из нас да приедет...
Габриэль Пайс отпадает. Остается один Марселино Торрес.
Сейчас в домике Торреса горел свет. Выключив мотор, Виктор Роблес не вышел сразу из машины, а закурил сигарету, как бы желая сосредоточиться, успокоить нервы.
Долговязый парень открыл Роблесу дверь, будто наблюдал за такси и видел, что к нему поднимается поздний гость.
— Марселино? — спросил Роблес, потому что в отличие от Пайса этого исполнителя прежде не видел.
Торрес пропустил его в тесную прихожую. Пахло рисом и бобами; из жилой комнаты доносились обрывки футбольного телерепортажа.
— Хорошо, сеньор Роблес. Значит, завтра в семь, я понял... Что-нибудь еще?
— Я приезжал уже раньше, ты куда-то уходил?
— Это мое дело,— ответил Торрес так резко, будто задели больное место.
Он был метисом, высокого роста, с жиденькой растительностью на лице.
Парень как парень, но глаза его заставили Роблеса насторожиться. Они постоянно бегали, ни на секунду не задерживаясь на одной точке.
— Зачем так нервничать? Пойдем в мое такси, там мы сможем поговорить спокойно.
— О чем? Я хочу досмотреть ответную игру Уругвай — Гондурас.
— футбол от тебя не убежит, чего нельзя сказать о роли.
— О роли? Вы отнимаете у меня роль?
— Возникло несколько непредвиденных проблем, и, если ты не проявишь некоторого понимания, нам лучше вообще расстаться.
Говоря это, Роблес полностью отдавал себе отчет в том, что отделаться от Торреса будет не просто. Он станет любыми способами цепляться за эту работу, особенно если подослан Понсе. Даже если с помощью хитрости и удастся вырвать у Торреса признания, что он работает на полицию, дальше-то что? В конце концов, что предложить взамен? Найти убежище, помочь бежать из страны? Ведь, кроме бегства, Торресу ничего не останется. Но те скромные резервы, которые находятся пока в распоряжении партии, предназначены действительно на самый крайний случай, рассчитаны на спасение товарищей, которым угрожает смертельная опасность.