Когда, вконец изможденная, я отправилась домой, в голове настойчиво вертелась скороговорка, которую мы, взявшись всей группой за руки, произнесли столько раз, что не запомнить было невозможно: «Надо себя сжечь и превратить в речь. Сжечь себя дотла, чтоб только речь жила!»…
«Живой организм, а не академия»
Что касается современной истории «первого драматического театра страны», то самое известное и столь же прискорбное ее событие произошло на пике перестройки — в 1987 году. «Жесткая» политика бескомпромиссного лидера Олега Ефремова, назначенного худруком МХАТ еще за полтора десятилетия до этого, — политика кадровая, творческая и репертуарная, направленная на вытравление пресловутого музейно-патетического, «нафталинного» духа важничанья со сцены, вызвала открытый бунт части труппы. Многие артисты, среди которых, надо признать, преобладали годами не игравшие ни единой роли, заявили о несогласии с «вождем», непризнании его главрежем и образовании особого, «альтернативного» МХАТ под руководством народной артистки Татьяны Дорониной. Территориально «развод» удался как нельзя лучше, поскольку к этому времени подоспело открытие после реставрации старого здания в Камергерском переулке (тогда — проезде Художественного театра). Туда и отправились «ефремовцы», а недовольные остались на Тверском бульваре, 22. Так же легко разделились и классики, осеняющие своим авторитетом одну и другую труппы соответственно — «атакующий» МХАТ Ефремова перешел под «покровительство» Антона Чехова , «доронинцы» остались верны Максиму Горькому , имя которого, чтобы польстить буревестнику революции, навязал театру еще Сталин. В 2004 году произошло еще одно изменение: директор МХАТ им. А.П. Чехова Олег Табаков, руководствуясь тем, что «театр — это не академия, а живой организм», исключил из названия определение «академический», появившееся в ходе национализации театра в 1919 году. Ныне на афишах его имя пишется так же, как и при отцах-основателях, — МХТ. Однако прежнее название настолько прижилось, что до сих пор в ходу. Не стали менять и имя школы-студии: она по-прежнему «при МХАТ».
Вместо эпилога
Забежав через несколько дней в школу-студию, чтобы показать готовую статью, я невольно подслушала разговор двух девушек лет семнадцати-восемнадцати, изучавших объявления о приеме на будущий учебный год.
— Да какая разница, в чем на прослушивание идти! — недоуменно восклицала одна из них.
— Нет, что ты, это же чуть ли не главное! Ты только подумай, какой здесь круг, какой уровень! — отвечала та.
Памятуя об уроке сценречи, половину из которого мы провели на полу, ужасно хотелось поиронизировать на тему дресс-кода, но встревать в разговор я не стала. А если разобраться, юная барышня и не заслужила иронии. Она ведь далеко не единственная, кто воспринимает творческие вузы, да и артистическую среду вообще, как нечто элитно-богемное из разряда «красивой жизни». Однако стоит ли списывать заблуждение только на восторженность неискушенного обывателя? Быть может, не последнюю роль здесь играет одно из театральных правил, которое, как я могла убедиться, начинает работать в этой среде со «школьной» скамьи: нельзя, чтобы зритель догадался о том, каким потом-кровью дался спектакль. Все трудности должны оставаться за кулисами.
Наталья Волхонская Фото Андрея Семашко
Смерть под маской
У маскированного оружия многовековая история, и естественно, что за долгий период было создано множество его образцов и видов. Диапазон его широк и по типу: холодное, огнестрельное, комбинированное, пневматическое, газовое, и «потребители» у него разные: агенты спецслужб, сотрудники полиции, криминальные элементы, простые граждане. Отличается это оружие также по масштабам производства — от единичных экземпляров до серии, причем к созданию различных образцов приложили руку как именитые оружейники, так и безвестные кустари.
Национальная служба криминальной разведки Великобритании (National Criminal Intelligence Service) на конец 1990-х годов насчитала более 60 видов ныне применяемого замаскированного огнестрельного оружия. Можно смело предположить, что их намного больше, просто не все зафиксированы. Давайте попробуем приглядеться поближе к этому разнообразию. Сразу придется оговориться, что о маскированном оружии ходит множество легенд. Их тиражированию немало способствуют «шпионские романы», «признания» перебежчиков и «журналистские расследования». Многие образцы долгое время были засекречены, сведения по некоторым остаются закрытыми. Иногда трудно точно установить, имело ли место применение подобного оружия или какой-либо бытовой предмет на переднем плане только закрывал реальное боевое.
Замаскировать «ствол» под безобидный с виду и не слишком примечательный предмет, который вполне привычно смотрится в повседневной жизни (часть одежды, аксессуары, ручная кладь, инструмент и т.п.), — значит получить преимущество внезапности и возможность оказаться вооруженным там и тогда, где и когда от вас этого не ждут.
История маскированного оружия делится на «кустарно-ремесленный», «мануфактурный» и «машинный» периоды, многие образцы до сих пор остаются продуктом исключительно ручного труда. Ну а зависимость развития этого вида оружия от развития технологий проявлялась двояко: с одной стороны, совершенствовались технологии оружейного и патронного производства, с другой — менялось представление человека о степени «обычности» тех или иных бытовых предметов в повседневной жизни. А чем привычнее предмет, тем выгоднее маскировка.
Интерес к такому оружию обычно резко возрастает в период жесткой конфронтации между государствами, «массированной тайной войны»: характерен, скажем, всплеск интереса к нему в годы Второй мировой. Общеизвестна поговорка, что у «шпиона в кармане всегда найдется зажигалка, похожая на пистолет, и пистолет, похожий на зажигалку», хотя также известно, что агентурная разведка предпочитает вообще не пользоваться оружием. Однако маскированное оружие может оказаться полезным в отдельных ситуациях как «оружие последнего шанса», а для так называемых «острых акций» (спланированных убийств. — Ред.) часто бывает единственно пригодным. Но далеко не всегда оно производилось или производится в интересах спецслужб или для военных целей. Его потребителями становились и «простые граждане»: одно время различные варианты маскированного оружия открыто предлагались на рынке и пользовались тем большим спросом, чем более неблагополучной была криминальная обстановка. Правда, законодательства многих стран запрещают хождение подобного оружия. В США , например, «Закон об оружии» 1934 года отнес его к разряду «Прочее оружие», приобретение которого требует специальной регистрации, а в ряде штатов на него распространяется запрет как на «оружие скрытого ношения». Российский «Закон об оружии» 1997 года запрещает «оборот в качестве гражданского и служебного... огнестрельного оружия, которое имеет форму, имитирующую другие предметы» (статья 6), а также холодное оружие с выдвижным или складным клинком при длине клинка или лезвия более 90 миллиметров. Зато широко и повсеместно пользуются маскировкой ствола или клинка преступники, в том числе и террористы, именующие себя «политическими» или «борцами за веру». Можно проследить, как тот или иной тип оружия скрытого монтажа, появившись как средство самообороны от криминальных элементов, постепенно становился атрибутом этих элементов. Так что отнести этот вид оружия к «шпионскому», «диверсионному», «криминальному» или «гражданскому» не удается — все зависит от конкретного применения. С технической точки зрения и учитывая специфику, его можно отнести к «оружию специального назначения», когда речь идет о боевом оружии, или к «спецсредствам», если маскируется средство несмертельного действия.