В общем, настало время действовать. И да Гама вновь всех удивил. 19 августа захватил более десятка заложников, приехавших осмотреть «Сан-Габриэл» и «Сан-Рафаэл». Корабли немедленно развернулись бортами на рейде и отправили в порт парламентера с угрозой: все пленники будут навсегда увезены за море, если индусы немедленно не снимут арест с уже купленных предметов и не освободят офицера Диогу Диаша, который застрял на берегу с некоторыми нераспроданными еще европейскими товарами. Саморин, поразмыслив, решил уступить ультиматуму: отпустил Диаша (правда, отобрав часть португальской собственности) и даже отправил с ним письмо для «великого заморского короля», в котором сообщал о своем богатстве и просил прислать для обмена на пряности золото и серебро.
В ответ Васко да Гама отпустил лишь шестерых заложников из десяти, а остальных действительно увез в Лиссабон. Убедившись, что больше в Каликуте ничего не добиться, он, отпугнув арабское лодочное оцепление пушечным залпом, велел немедленно отплывать на запад.
Возвращение и горе
Разумеется, никто не рассчитывал на то, что обратный путь окажется более легким. Он и не оказался. Во-первых, да Гама был вынужден покинуть Индию раньше, чем задул попутный северо-восточный муссон, которым всегда пользовались арабы, — у него ведь просто не было иного выхода. Так что если в Индию корабли шли меньше месяца, то теперь дорога до Африки заняла целых три — с начала октября 1498 года до 2 января 1499-го. Цинга и лихорадка унесли еще 30 человек из и без того небольшого экипажа, так что теперь на каждом из кораблей оставалось буквально по 7—8 работоспособных матросов — явно недостаточно для эффективного управления судами. 7 января удалось добраться до дружественного Малинди, но здесь уж с «Сан-Рафаэлом» пришлось расстаться. Он не подлежал ремонту, и плыть на нем стало некому. Остатки команды с грузами из трюмов перешли на флагман, а «Сан-Рафаэл» сожгли. Но тут удача вновь вернулась к горстке португальцев — словно внезапно решила помиловать их на краю гибели. Без приключений обогнули мыс Доброй Надежды, а потом всего 27 дней шли с попутным ветром до Зеленого Мыса. Там, правда, попали в мертвый штиль, а потом сразу в шторм, который разделил корабли, но они благополучно встретились — уже в Лиссабоне.
Первым пришел в столицу на «Сан-Мигел» Коэльо — 10 июля 1499-го. У самого дона Васко на флагмане случилось горе — умер в пути на одном из Азорских островов его брат. Обычно безучастный к страданиям, капитан, очевидно, сильно переживал это событие. Во всяком случае, поручив вести каравеллу в Лиссабон Жоану да Са, он остался хоронить Паулу. «Сан-Габриэл» уже торжественно входил в порт приписки, а да Гама и не думал о триумфальном возвращении — он еще несколько недель предавался скорби в глуши Азор.
Таким образом, в Лиссабон капитан явился последним из экспедиции, после почти 26 месяцев скитаний. Король, однако, все равно принял его с помпой и велел устроить общественный показ привезенных им «диковин». Горожане с большим любопытством рассматривали иссиня-смуглых индийцев. Немногие выжившие моряки громогласно на всех перекрестках рассказывали страшные истории о бедствиях, через которые их провели воля и мужество их предводителя. Кроме всего прочего, как мы уже говорили, да Гама привез верные карты африканского побережья и доказал, что моря вокруг Индостана не являются внутренними.
Монарх высоко оценил все это — дал своему мореплавателю титул «адмирала Индийского моря», право вечного беспошлинного вывоза любых товаров из новооткрытой Индии и большую пожизненную пенсию. Впрочем, в духе времени самому награжденному этого показалось мало, и он попросил дать ему в личное владение родной город Синиш.
Тут возникла загвоздка: ранее город принадлежал ордену Святого Иакова, великим магистром которого числился герцог Коимбрский, незаконный сын покойного короля Жоана II. Король жалованную грамоту адмиралу подписал, и папа выразил свое согласие, но якобиты категорически отказались отдавать свою собственность. Монарху ничего не оставалось, как задобрить да Гаму дополнительной прибавкой к пенсии. Впрочем, вскоре мореплаватель утешился — где-то между 1499 и 1502 годами он женился на некоей донье Катарине де Атаиде, дочери весьма влиятельного сановника. Супруга впоследствии родила ему семерых детей. Но любил ли он их — неизвестно. После смерти брата Паулу гуманные черты в характере Васко да Гамы больше не появляются на страницах хронистов, которые отныне словно стремятся убедить читателей: этот человек внушал только страх, а стремился только к власти.