Некий бойкий джентльмен протянул ей доллар в обмен на один из желудей, которые она собирала в дубовой рощице. Индианка гневно отвернулась и сказала: «Нет, ничего не возьму я от людей, убивших моих иосемите!»
Мария Шаповалова
Николас Гэппи. Последние из мавайянов
Окончание Начало «Вокруг света» № 6.
Утро принесло облака и раскаты грома, грозя сорвать праздник, который мавайяны решили устроить в нашу честь.
На тропе появился Кваквэ, вооруженный луком и стрелами. Я показал на небо и изобразил движением руки дождь. Он ответил успокоительным жестом: все будет в порядке. Тогда я сделал движение, имитирующее плывущую рыбу. Кваквэ приподнялся на цыпочках, резко повернулся и послал в воду воображаемую стрелу, потом с улыбкой зашагал дальше.
Моросящий дождь отступил перед солнечными лучами, когда Иона, Безил, Марк, Япумо и я направились к центру расчищенного под поле участка, чтобы оттуда высмотреть в окружающем лесу цветущие кроны.
Индейцы уже приступили к посадкам. Ка"и и Кофири, вооружившись заостренными палками трехметровой длины, рыли в твердой почве ямки. Сделав два-три десятка ямок, они откладывали палки и принимались сажать длинные стройные ростки Bromelia (из взрослых растений получают волокно), затем снова брались за палки.
Топор, тесак, огонь и острые палки — вот сельскохозяйственные орудия мавайянов. С их помощью и с помощью собственных рук они устраивают превосходные плантации, на которых преобладают многолетние растения, из года в год дающие высокий урожай. Лучшего ямса, чем здесь, я никогда не ел; сахарный тростник был высокий и сочный; маниок тоже отлично удавался; только бананы оказались не очень Хороших сортов.
Мы остановили свой выбор на двух больших кронах, покрытых ярко-синими цветами. Сине-лиловые краски после желтых наиболее характерны для здешнего лесного полога; похоже, что они сильнее всего привлекают редких здесь пчел.
Одно дерево я определил как Erisma uncinatum; его массивные соцветия были сплошь серо-лилового цвета — ножки, лепестки, прицветники, бутоны. На втором среди больших золотисто-коричневых бархатистых бутонов ярко выделялись сочные розовые цветы. Пока я карабкался вдоль его поваленного ствола, меня облепили рыжие муравьи и принялись ожесточенно кусать, изгибаясь в три погибели. Огромный сухой сук весом с полтонны с грохотом упал на землю метрах в трех от меня; а затем, когда я хотел срезать мешающую мне ветку, с нее соскользнула зеленая гадюка. И, наконец, словно для того чтобы довершить картину опасностей, грозящих в этих краях собирателю растений, Иона посоветовал мне во избежание ожога остерегаться сока лианы, которую я разрубил.
На дне лощины росли купами низкорослые пальмы, они оказались незнакомыми нам, а возможно, и науке. Нам редко приходилось видеть такие красивые пальмы — не больше пяти метров в высоту, с крупными бледно-зелеными перистыми листьями, которые спускались почти до самой земли, подобно ветвям плакучей ивы. Гладкие стволы серого цвета были увенчаны наполовину скрытыми под листьями гроздьями желтых цветов и желтовато-зелеными веретенообразными плодами. Мы с удовольствием пили их сок, напоминающий кокосовый.
Все здешние леса, столь однородные на первый взгляд, но на деле бесконечно разнообразные, представляли собой, подобно произведениям искусства, некий итог, результат решения ряда частных задач. Их узор был образован сочетанием нескольких переменных величин — видов растений, климата, почв, рельефа, взаимно влияющих друг на друга.
Как только спала жара, около четырех часов дня, мы надели все самое лучшее и пошли в деревню. Небо прояснилось, солнечные лучи освещали крыши и дворики, расчерченные медленно удлиняющимися тенями.
Индейцы наводили красоту. Взяв красной краски (глина, окрашенная руку и смешанная с клейким соком Protium), они втирали ее в кожу; мужчины расписывали себе грудь темно-красными и черными полосами, женщины рисовали круги по всему телу — от шеи до колен.
Затем началась кропотливая раскраска лиц. Тоненькими лопаточками на щеки, лбы и носы наносили черточки, крестики, зигзаги. Каждый с чрезвычайной сосредоточенностью отдался этому занятию, тем более что теперь у них были полученные от меня зеркальца и не приходилось обращаться за помощью друг к другу. После этого оставалось только надеть украшения из перьев и бисера.
Даже зверушки не были забыты: индейцы вытирали руки о первую попавшуюся собаку или обезьяну, особенно густо намазывая им голову и лопатки.
Первое время я не видел никакой разницы между нарядами ваи-ваи и мавайянов, но теперь начал замечать различия. Пожалуй, главной чертой была относительная «бедность» наряда мавайянов. Они делали ожерелья преимущественно из пальмовых семян, а браслеты — из луба, пальмовых листьев, материи, иногда с оторочкой из бисера и перьев. У них не было ни головных уборов из перьев, ни султанов, ни бисерных подвесок от уха до уха, ни перьев в носу. Зато они изготовляли свои украшения с большим артистизмом.
Проходя между домами, мы увидели словно вытесанного из камня мужчину: он стоял на тропе, окруженный своими близкими.
— Мачира, — представил мне его Япумо и объяснил, что этот человек живет на горе, а теперь пришел сюда и привел семью знакомиться со мной.
Сильная рука крепко сжала мою, ясные глаза внимательно оглядели меня. В свою очередь, я смотрел на него. Сжатый с боков лоб, высокие скулы, нижняя часть лица выдается вперед — все черты «лягушки»! Могучие руки, грудная клетка, ноги — настоящий титан и прямой, искренний человек, без всяких выкрутасов.
Закончив осмотр моей особы, он повернулся и указал широким жестом на свою мать, жену, троих детей и собак.
— Аноро! — что означало: «Вот мои, познакомься!» Я пожал руки родным Лачиры, восхищаясь их чудесным, здоровым видом.
Через Безила и Фоньюве я стал расспрашивать Мачиру о названиях соседних племен и их образе жизни. Много лет назад, рассказал он, мавайяны знали племена, живущие на востоке, — диау, тонайенов и катавианов, но потом повздорили с ними; с тех пор никто туда не ходит, тропы забыты; возможно, что эти племена больше не существуют.
— А белые приходили сюда?
— Нет. В эту деревню не приходил ни один белый, и сам Мачира впервые видит белого человека. Во времена его отца двое белых посетили племя мавайянов, а позже несколько человек поднялись по рекам Буна-вау и Ороко"орин; кое-кто из индейцев видел их.
По Буна-вау и Ороко"орин поднимались, конечно, топографы пограничной комиссии, а первые двое, о которых упомянул Мачира, могли быть только Фэрэби и Оджилви, путешествовавшие в этих краях в 1913 году. В области между Буна-вау и Ороко"орин, ныне покинутой людьми, Фэрэби и Оджилви видели парукуту, мапидианов и ваивэ, дальше на восток — те самые племена, которые Мачира охарактеризовал как некогда дружественные мавайянам.
И сюда, судя по всему, проникли эпидемии, истребив целые племена.
Но кто же такие сами мавайяны?
Уже в отчете пограничной комиссии говорилось: «Ничего не известно о маопитьянах («лягушках»), обнаруженных Шомбургком около ста лет назад... Можно предположить, что это племя вымерло».
Однако я считал весьма вероятным, что мавайяны и есть «маопитьяны». К сожалению, трудно было выяснить подробности. Важным средством установления родства племен служит сравнительная лингвистика, и на обратном пути я с помощью миссионеров сопоставил некоторые мавайянские наименования простейших понятий, таких, как «солнце», «рука», «глаз», с аналогичными понятиями из языка мапидианов, записанными Фэрэби. Оказалось, что языки идентичны, отсюда вытекала и идентичность племен. Конечно, очень придирчивый критик найдет основание сомневаться: подобно тому как парукуту ныне говорят на языке ваи-ваи и называют себя ваи-ваи, так и мавайяны могли в свое время поглотить мапидианов или быть поглощенными ими.