Утром для начала мы увидели, что за ночь у оставленной на поляне машины выросла столетняя сосна. Пригляделись: нет, конечно, вчера ее здесь не было. У комля дерева виднелись расщепы... Сосну обломило в добром десятке метров от того места, где теперь она была плотно вогнана в мягкий влажный грунт.
Мы выбрались на дорогу.
Как потом выяснилось, ураган прошел с юго-запада и продолжался не больше часа или около того. Но что он успел натворить! В лесах пролегли широченные просеки — ветер повалил и разметал деревья. Местами дорогу перекрывали завалы...
Я представил, что творится на Куршской косе, открытой всем ветрам, и мы погнали машину к селу Вянте на берегу залива, чтобы оттуда поскорее добраться лодкой в Ниду.
Только в Вянте было не проехать. Воды Немана под напором ветра пошли вспять, и теперь под водой оказались обширные низменности сразу за Шилуте. Дорога отрезана. Прямо перед радиатором машины пронеслось стадо косуль, высоко вскидывая в страхе ноги и поднимая тучи брызг.
Тогда мы повернули на север, к Клайпеде. Но и здесь повсюду дорога была завалена буреломом. Работали с бензопилами вальщики. Ревели бульдозеры, сгребая на обочины разрезанные стволы и ворохи сучьев. Путь, который в обычное время занимал полчаса, отнял почти день. Но наконец, переправившись из Клайпеды на пароме, мы оказались на косе и мимо запертого дома лесничества, мимо каких-то притихших, точно вымерших поселков Смильтине, Юодкранте, Прейлы и Пярвалки направились к Ниде...
— ...Да, — говорит Вацловас, — штормовые волны — я таких и не видывал — защитный вал слизнули, будто и не было. И лесу полегло... До весны все окрестные лесопилки были обеспечены нашим лесом. Представляешь, наши сосны — и на лесопилках, когда тут за каждую сломанную веточку готов горло перегрызть! — Он рассеянно наблюдал, как трое парней в ярких плавках вытаскивали на берег нос сверкающей яхты. Помолчал. Спросил неожиданно: — Могилу отца Кувертаса знаешь? — Я кивнул. — Так вот. Могила тоже была завалена деревьями. А два сверху лежали крест-накрест. Мол, точка. Все. Вот тебе и символика...
Вероятно, каждый, кто бывал в Ниде, видел эту старую плиту на могиле Кувертаса-отца. И строки, что выбили на ней благодарные земляки: «...чей сын Георг-Давид Кувертас первым стал сажать здесь, в скорбном одиночестве Ниды, лесные деревья».
Около двух веков назад леса в здешних местах вырубили. Опрометчивость была сразу наказана. Ветры и песок обрели свободу. Оголенные дюны стали наступать на селения. Неподалеку от современного рыбацкого поселка Юодкранте высятся огромные песчаные холмы. Высота их — с двенадцатиэтажный дом. А название — Мертвые дюны. Под ними погребены два селения. В прошлом семь деревень на косе стали жертвой сыпучих песков. Только тогда люди по-настоящему оценили спасительную силу леса. Но одно дело — вырубить, а другое — вырастить дерево, да не просто посадить, а вырастить на песке. Георг-Давид Кувертас первым принялся за это почти безнадежное дело, чтобы над Нерингой плотной стеной встали лесные заросли.
Вацловас Лукошюс тоже в своем роде был первым. Дважды. Он приехал на Куршскую косу в 1948 году студентом Литовской сельскохозяйственной академии. Старый защитный вал, который когда-то оберегал косу с запада от морских волн и крепких ветров, был разбит, разрушен артиллерией и авиацией. Лес почти повсюду превратился в головешки. Вместе с лесником Вацловас, тогда еще практикант, не один раз объехал на лошадях всю косу, прикидывал, что и как можно восстановить в первую очередь. В 1951-м приехал сюда насовсем, и вместе с ним еще два выпускника академии, тоже лесоводы, его друзья Ионас и Юлюс. В том же году правительство республики приняло решение о восстановлении защитного вала и озеленении Куршской косы. Знания и привязанность Вацловаса к этой земле стали особенно важны.
— ...Мы поселились в лесничестве, втроем в одной комнате, — вспоминает Лукошюс. — Сколотили топчаны из сухих кругляков и досок, застлали сеном — вот и постели. То были не сытые, но счастливые дни, в нас еще жил дух студенчества, непроходящего энтузиазма. Увы, с годами все это незаметно улетучивается. Не так ли? — И опять я увидал перед собой лукавого жемайтийца. — Вместе с лесничим, обходчиками и рабочими нас тогда можно было по пальцам перечесть, а работы — уйма. Я отправился в Жемайтию, чтобы найти знающих толк и свободных людей. Предстояло сажать горную сосну — она не боится ветров, жестка, как можжевельник, — видел, такое корявое вроде деревце? Зато корни у него длинные-предлинные. А это главное: песок держат намертво. Ну и, конечно, в первую очередь надо было восстановить защитный вал. Песок и ветер еще гуляли здесь вовсю. Зимой куда ни шло: встал на лыжи и по снегу беги, осматривай берега и косу. А летом — мучение. На телегах только и можно было передвигаться, да и то как в болоте вязли — песчаные зыбуны все тропки и дороги заваливали. Это сейчас — полчаса, и в Смильтине окажешься...