Тут уж лесничий решил сам охранять птиц. Звали его Зигмас Паршелюнас, а жил он далеко от озера. Добрался в село Мятяляй, собрал всех и строго-настрого запретил даже приближаться к тем камышам, не то что к гнезду. И еще сказал, что это очень важные птицы, сам профессор Тадас Иванаускас заинтересовался ими и просил их беречь. Иванаускаса знали все окрестные жители. Он часто приезжал к нам, потому что его интересовало все, что касалось птиц, а птиц здесь, на озерах, всегда было много: утки, чайки и прочие. А вот лебеди — так те впервые появились... — Зубавичюс немного помолчал, а потом вытащил из-за спины видавший виды армейский бинокль и аккуратно пристроил его на груди. Поглядел на меня — слушаю? И продолжал: — Иванаускас просил Зигмаса глаз не спускать с лебедей, следить и обо всем писать в дневник. И дал ему специальную тетрадь...
Но однажды на рассвете раздались выстрелы, и мальчишки нашли у берега мертвого лебедя — другого не было. Вскоре на повозке вместе с помощниками примчался Паршелюнае. У одного из крестьян нашли мешок перьев. Браконьер выстрелом погубил обоих лебедей. Одного забрал, а раненого оставил в озере. Был суд, и преступник вынужден был заплатить штраф. Но что штраф! Лебедей не вернешь! И мы все думали, что больше уж никогда не увидим в своих озерах этих птиц... Вот так-то...
Зубавичюс встал, вытянул из-под старой лодки весла:
— Ну что, поехали? Поглядим, как там, на озере. Обещал ведь...
Лодка у него ходкая, легкая. А речка, оказывается, не теряется в камышах, и не такая она уж и узенькая — плыть можно. Иногда только зачерпнет весло вместе с водой камышовые листья. Теофилис —сторож Жувинтаса, лебединого озера, глядит на мою белую рубашку и, кажется, чем-то недоволен.
— Ярко оделся-то, — говорит. И еще раз окидывает меня внимательным взглядом. — Ну да ладно. Повезет — увидим.
Сам он в холщовых рубахе и брюках, запыленных сапогах. Выцветший берет на макушке. На фоне камыша, конечно, он будет почти невидимкой. И лодка у него цветом под стать травянистым зарослям.
А про лебедей он все-таки не все рассказал. Да только остальное я и сам знаю, слышал от его же приятелей.
Не кончилась лебединая история на той трагедии. Спустя некоторое время на Мятяляе и Жувинтасе свили гнезда новые пары. И теперь уже Зубавичюсу было поручено охранять белых птиц. Часами он просиживал на прибрежном дереве, следя в бинокль за лебедиными семьями, припоминал, где появились новые гнезда. Однажды с гнезда снял поставленную кем-то ловушку. А в один из дней услышал далекие, приглушенные выстрелы. Бросился к лодке, что есть мочи налег на весла. Он безошибочно определил, где находились браконьеры — в том месте у камышей метались и орали чайки. Издали приметил лодку и в ней — двоих. Приблизился — оба знакомые и бежать никуда не думают, ухмыляются нагло. Зубавичюс стал подгребать, и тотчас услышал сухой щелчок — на той лодке взвели курки на ружье, и окрик: «Давай, давай проваливай!» Двое гоготали. Теофилис взялся за весла, точно соглашаясь, и в следующий миг вырвал весло из уключины...
Размахиваться было некогда, и того, с ружьем, он просто столкнул в воду лопастью. Тогда, переворачивая лодку вверх дном, на Зубавичюса прыгнул второй. Свалка продолжалась и в воде. Зубавичюс был силен, он мог бы и троих перетопить, как котят. Однако преступников надо было отдать под суд, и он их выволок на берег. Ружье так и осталось на илистом дне...
Наша лодка вдруг начинает качаться — Зубавичюс встал, поглядел в бинокль, говорит: «Иди на корму. Теперь я на веслах...» И вот мы на озере. Десять с небольшим квадратных километров воды окружены, отделены от мира трясинами. Прибрежные болота заросли кустарником, карликовой березой. Заповедник Жувинтас — птичий рай. По озеру медленно дрейфуют плавучие острова, главные пристанища почти всех пернатых. В июньские ночи здесь заслушаешься песней варакушки. Повезет — увидишь, как, спасаясь от опасности, чомга прячет под крыло своих детишек и ныряет с ними под воду. Но больше всего тут гнездовий чаек. В пяти колониях заповедника насчитали около трех тысяч гнезд. Вроде бы совсем недавно тому же Зубавичюсу приходилось с риском для жизни беречь покой птиц на Жувинтасе. Теперь — вот парадокс! — на птиц жалуются люди. Столько развелось уток, что им уже корма не хватает, и они отправляются на соседние поля, склевывают и ячмень, и зеленые ростки пшеницы. Жалуются председатели окрестных колхозов, подсчитывая потраву...