Впрочем, урок, который он преподал нам, не проходит даром. Ясно одно: покорить своенравную реку все же можно, но для этого нужно путешествовать по берегу. А пока мы с Марио Аллегри решаем вернуться в Лиму, чтобы тщательно продумать предстоящий поединок. К сожалению, мой друг не располагает временем, чтобы еще раз сопровождать меня хотя бы часть пути, как мы планировали раньше. Делать нечего, придется идти в одиночку...
И вот я опять в селении Кулквише, крайней точке, куда два месяца назад нам с Марио Аллегри удалось добраться. Вопреки предсказаниям синоптиков о том, что дожди ожидаются только через 20 дней, целую неделю льет как из ведра. Река вздулась и превратилась в бешеный поток. Придется идти пешком, взяв в проводники старого знакомого перуанца Артуро Сориано. Во-первых, он знает здешние места. А во-вторых, поможет подучить кечуа — единственный язык, на котором говорят в этих долинах, да и вообще без Артуро мне будет трудно объясняться с индейцами, необычайно замкнутыми и недоверчивыми.
Позади остались два дня карабканья по скользким, размытым тропинкам. Сориано возвращается обратно, а я стою под ледяным душем на крутом обрыве над рекой и не могу заставить себя тронуться с места. Подо мной в густом тумане шумит вода. На душе грустно и тревожно: что-то ждет впереди?
...Постепенно я начинаю привыкать к одиночеству, к тяжести рюкзака и даже к голоду, так как в бедных индейских селениях далеко не всегда удается купить что-нибудь съестное, а мой неприкосновенный запас я предпочитаю не трогать. Единственная надежда, что река наконец успокоится, пока, увы, не сбывается. Наоборот, Мараньон становится все более грозным. Иногда на протяжении десятков километров он ревет и беснуется между отвесными скалами высотой до 500 метров, словно дикий зверь в клетке. В таких случаях приходится лезть вверх и пробираться боком по краю обрывов, рискуя совершить головокружительный полет в стремительный поток. Теперь понятно, почему на сотни километров Мараньон до сих пор не исследован. Никто не смог бы проплыть при таком течении по воде, а карабкаться вдоль его отвесных берегов занятие не из легких. Тем более что тропинки здесь то и дело исчезают, редкие селения прячутся в стороне в горах, и путнику, отважившемуся пуститься по этому маршруту, остается полагаться лишь на собственную интуицию и везение. Чтобы лучше представить себе, что значит путешествовать по Экваториальным Андам, приведу отрывки из путевого дневника: «Когда я добрался до Иркана, кучки жалких хижин, подступал вечер. Пробую найти на ночь приют и что-нибудь поесть. За два соля индейцы продают мне несколько клубней сладкого картофеля, который здесь едят сырым. Я совсем было собрался устроиться на ночлег в одной из хижин, но тут узнаю, что сравнительно недалеко находится селение Ламеллин. Решаю попытаться добраться до него. Быстро темнеет, а через полчаса начинается дождь. Я убыстряю шаг, кутаясь в плащ-палатку. Дождь усиливается. Укрыться негде. Останавливаюсь под большим деревом и, хотя дрожу от холода, измотанный многочасовым переходом, незаметно засыпаю. Меня будит холодная струйка воды, которая течет по спине. Сначала я немного колеблюсь: уж очень неприятно опять шагать под дождем, но потом пересиливаю себя. Возможно, впереди я найду какую-нибудь хижину.
На сей раз мне повезло. Вскоре сбоку от тропинки вырисовывается темное пятно. Подхожу ближе и обнаруживаю крошечную хибарку. В ней явно никто не живет. Зато у входа я наталкиваюсь на пару свиней, которые протестующим визгом встречают мое появление. Итак, это свинарник, но тут, по крайней мере, можно укрыться от дождя. Насквозь промокший я вхожу внутрь, зажигаю свечу. Это будит спрятавшуюся, где-то неподалеку собаку. К хрюканью прибавляется заливистый лай. Стараюсь не обращать на него внимания, ложусь и заворачиваюсь в плащ-палатку. Я так замерз, что зуб на зуб не попадает. Непрерывный лай ближайшего сторожа будит других собак. Их хриплые от злости голоса окружают хибарку. Я стараюсь не шевелиться, но они чуют мое присутствие. Если они такие же злые, как и все пастушеские собаки, то, стоит мне высунуть нос наружу, они тут же набросятся на меня и разорвут на куски. Стараюсь не спать, но усталость берет свое. Рассветает, собак вроде не слышно, да и дождь немного утих. Пора. Я осторожно выскальзываю наружу и ступаю на петляющую между скал тропу.