...Шли пятнадцатые сутки нашего плавания по Колыме. Пройдено уже было полторы тысячи километров. Позади остались Мангазейка — поселок с большой зверофермой по разведению черно-бурых лисиц, и Ожогино — рыбацкий поселок. Начинались самые рыбные места Колымы. Нельма, чир, омуль, хариус, осетр, чебак, корюшка, окунь, щука, голец, каталка — какой только рыбы не видели мы здесь в сетях рыбаков и в огромных холодильниках, устроенных на глубине, в вечной мерзлоте.
...На одном из крутых поворотов Колымы, где весенние паводки метр за метром размывают берега, постепенно добираясь до вечной мерзлоты, мы обнаружили целое кладбище бивней, зубов мамонтов и древних буйволов. Осмотрели внимательно местность. Все найденное на поверхности сложили в кучу, поставили таблички и отсняли на кинопленку. Место находки отметили на карте. Заинтересуются ученые — легко найдут!
О мамонтах мы вспомнили еще раз, когда проплывали мимо притока Колымы, реки Березовки. В 1900 году здесь был найден сохранившийся целый мамонт. Находка стала подлинной сенсацией. Березовский мамонт и сейчас хранится в Зоологическом музее в Ленинграде.
...В районе Среднеколымска ширина реки стала доходить порой до двух-трех километров. На таком просторе ветер поднимал метровые, волны. Особенно трудно было двигаться против ветра. В нашем вахтенном журнале появилась запись: «Каюта имеет большое лобовое сопротивление! Учесть на будущее!»
...Приближение устья Колымы мы почувствовали задолго до того, как вошли в него. Чаще стали встречаться самоходные баржи с углем и другими, как здесь говорят, «генгрузами». Капитаны приветствовали наш плот гудками. Мы отвечали звоном колокола-рынды,
В последние дни мы шли даже ночью, спешили к океану. К тому же у Кирьякова и Фролова кончались отпуска.
«23 августа прошли Нижнеколымск». Эту запись я сделал с особой тщательностью. 20 июня 1648 года из Нижнеколымска Семен Дежнев с отрядом казаков на нескольких кочах вышел в свою арктическую экспедицию и открыл пролив между Азией и Америкой. Этому поселку предстоит сыграть немалую роль и в нашей судьбе: этим летом, в июле, мы собираемся выйти из него на специально сконструированном морском варианте надувного плота и, уложившись в срок экспедиции Дежнева, за 70 дней, под парусом достичь мыса Дежнева, а затем взять курс на Анадырь...
В. Крючкин, кинооператор
Синегорье — Нижнеколымск
Этот черный, черный Гарлем
Большая, жирная, она не спеша шла по самой середине улицы. Острая морда была угрожающе приподнята, сзади волочился плетью противно голый бледный хвост. До нее было шагов семь, не больше. Меня передернуло от отвращения, и я виновато покосился на спутника. Он попытался было непринужденно улыбнуться, но вместо этого получилась какая-то полугримаса.
За нашими спинами вдруг раздался пронзительный свист, улюлюканье, и стайка галдящих мальчишек бросилась к крысе, осыпая ее градом камней, жестянок из-под пива и всем, что попадалось под руку. Омерзительное животное тут же юркнуло в ближайшую мусорную кучу, поднимавшуюся до середины окон первого этажа пустующего дома. Нападавшие разочарованно остановились, а затем нехотя разошлись...
Так началось мое знакомство с Гарлемом. Я давно собирался побывать в этом печально знаменитом негритянском районе Нью-Йорка, но каждый раз никак не мог выкроить время. Да и знакомые американцы неизменно расхолаживали меня: «Что там смотреть? Гетто и есть гетто, ничего особенного».
В тот день, а была пятница, начало уик-энда, я освободился неожиданно рано и, забежав перекусить в кафетерий издательства «Делл», прикидывал, успею ли совершить вылазку в Гарлем, когда за столик подсел Эйб Брюн, радиожурналист из «Эй-Би-Эс». У нас установились дружеские отношения, когда он еще работал в Европе и писал оттуда смешные юморески для «Хоум джорнал» о том, как не следует вести себя американцам за границей.
— Хэлло, Алекс! Судя по сверхскоростному насыщению, вы с утра ничего не ели и к тому же очень спешите. В театр рано, на самолет тем более, он уходит ночью. Уж не влечет ли вас какая-нибудь прекрасная незнакомка?