— Влечет, Эйб, но не незнакомка, а незнакомец, с которым давно хочу встретиться.
— Что-нибудь интересное? — он насторожился.
— Очень. Гарлем.
Эйб с сомнением покачал головой:
— Белому в одиночку там появляться не следует, особенно вечером. Если вам действительно это так необходимо, я провожу.
— Какая разница, один белый или два?
— Но ведь я не белый.
— ?..
— Вам, конечно, этого не понять: для вас я просто смуглый брюнет, а у нас в Штатах оттенки кожи никогда не спутают и относятся к человеку соответственно.
Действительно, если приглядеться повнимательнее, то по черным вьющимся волосам да большим карим глазам можно было догадаться, что в жилах его течет какая-то доля негритянской крови.
— У меня есть знакомые в Гарлеме, — продолжал Эйб. — Я сейчас позвоню им. Если повезет, гид у нас будет первоклассный...
Гарлем хорошо известен и за пределами штата, и за пределами страны. Как язва проказы, чернеет он на и без того не такой уж чистой коже Нью-Йорка. А если брать шире, его можно сравнить с черно-белым контрастным фотонегативом, перекрывающим яркие краски рекламных слайдов современной Америки. Именно здесь, в Гарлеме, контрасты и противоречия американского общества доведены до остроты хирургического скальпеля. Мусорные кучи, крысы, разгуливающие днем по улицам, дома-развалины без стекол, с дырявыми крышами; и рядом особняки с портиками, высокими чугунными решетками и «кадиллаками» последней модели у подъезда.
Когда-то на месте сегодняшнего Гарлема было индейское поселение. Но пришли европейцы, первые голландские поселенцы, которые и дали этому месту название Новый Гарлем. В 1626 году в Америку начался ввоз черных рабов из Африки, и спустя несколько лет первый караван «черного товара» прошел по земле Манхэттена, по старой индейской тропе, называвшейся «Широкий белый путь». Тропа эта, выпрямленная и залитая асфальтом, сохранилась до сегодняшних дней и находится, кстати, всего в нескольких кварталах от Гарлема. Правда, из названия выпало слово «белый» и осталось только «Бродвей». Зато в неофициальное имя Гарлема прочно вошло прилагательное «блэк» — «черный».
В тридцатых годах нынешнего столетия после провала так называемой «реконструкции Юга» все больше и больше негров устремилось в крупные города, прежде всего в Нью-Йорк. Тогда-то тридцать семь банков и несколько крупных кредитных обществ заключили тайное соглашение о выделении неграм шести квадратных миль для поселения. Так, на «демократическом» Севере, боровшемся когда-то за их освобождение, возникло это гетто.
Сегодняшний Гарлем далеко перешагнул за отведенные границы. Географически он простирается от 96-й до 155-й улицы и моста Джорджа Вашингтона, его восточная граница — залив Ист и река
Гарлем, а на западе он примыкает к Бродвею.
...Мы с Эйбом вышли по 100-й улице на центральную Ленокс-авеню: броские витрины магазинов, хорошо одетые прохожие, главным образом — негры, поток автомашин и, конечно, никаких крыс. На углу 125-й улицы Эйб Брюн тронул меня за рукав: «Подождем немного».
Не успели мы выкурить по сигарете, как к тротуару мягко прижался темно-зеленый «форд» с щитом-эмблемой Нью-Йорка и номером полицейского участка на передней дверце. Участков таких, кстати, три на весь Гарлем с двумястами, а может быть, и тремястами тысячами его жителей, которых никто никогда не считал.
Из «форда» неторопливо выбрался, сверкая белозубой улыбкой, огромный негр в синей полицейской форме.
— Мой сюрприз, — улыбнулся Эйб. — Знакомьтесь. Чарльз будет нашим гидом.
Моя рука утонула в большой ладони блюстителя порядка. Несмотря на дружелюбную улыбку, глаза его смотрели настороженно: с журналистами американцы привыкли держать ухо востро.
— Чем могу быть полезен, мистер? Эйб просил немного помочь, но предупреждаю: никаких имен, ничего такого, о чем я не имею права говорить.
Я только энергично кивал головой, радуясь журналистской удаче — пройтись по гетто в сопровождении того, кто знает его изнутри, что называется, со всеми потрохами.
— Да мы ничего особенного и не ждем, — поспешил заверить полицейского Эйб. — Ты нам нужен просто на всякий случай. Мистер Алекс хочет побыть здесь до вечера. Сам понимаешь — если уж смотреть, так смотреть.
Полицейский приглашающе повернулся к машине.
— Может быть, пешком? — неуверенно предложил я.
— О"кэй. Но когда стемнеет — на машине.