Отдохнув и придя в себя после праздника, люди возвращаются к будничной жизни. Взрослые идут на работу, а детям пора в школу. В городских школьных зданиях заливаются голосистые электрические звонки, в отдаленных селениях учителя собирают классы, ударяя по железному билу или стуча палкой по куску «тукур дынгая» — «черного камня», который лучше бы назвать поющим камнем, потому что на его осколках можно играть, как на ксилофоне. Здесь и школа-то чаще всего — высокий шатер из веток и листов железа: мальчишки и девчонки устраиваются на циновках, а то и прямо на земле, поджав под себя ноги и разложив на голых коленях учебники и тетради.
В провинции Харарге я повстречал школу без стен. Класс расположился под могучим деревом, и молодая учительница, немало смутившаяся при виде иностранца, водила дрожащей тонкой палочкой по буквам алфавита и картинкам. Они были развешаны на гвоздях, вбитых в ствол дерева, который заменял классную доску. После уроков меня плотной стеной окружили мальчишки, и пришлось отвечать на десятки вопросов, летевших со всех сторон, потому что советские люди вызывают в Эфиопии огромный интерес.
Надо сказать, что с эфиопскими мальчишками журналистская судьба сталкивала меня значительно чаще, чем с официальными лицами. Возможно, потому, что служивый люд побаивается расставаться с кабинетным сумраком, а мальчишки ценят простор и свежий воздух и бывают везде. Среди моих знакомых были школьники, продавцы газет, сироты, выросшие на улице. Детей, которые в первый год моей жизни в Аддис-Абебе не имели крыши над головой и нигде никогда не учились, я позже встречал в интернатах. Быстроногие чистильщики обуви становились серьезными пионерами, а старшеклассники пускались в дискуссии о диалектическом материализме. В этих разговорах обычно недоставало знания английского или амхарского, но мы всегда находили выход из положения и общий язык. И с каждой встречей с моими старыми и новыми знакомыми я видел громадные перемены, происходящие в жизни Эфиопии, и убеждался в том, что эти перемены к лучшему, что на древнюю эфиопскую землю пришла новая жизнь, несущая людям свет и радость.
Юрия Устименко Фото автора
Идем на горящий лес
М аленькая коробочка рации, которую повесили на сучок сосны, ожила:
— «Комар»! «Комар»! Я —863-й!
Лукашов тут же бросился к рации.
— 863-й! Я — «Комар»!.. Груз приняли... Но помощь нам еще нужна, помощь нужна.
— Понял вас, «Комар». Вам нужна помощь...
Вот уже шесть часов мы находимся в горящей тайге. Я смотрю на Лукашова: на щеках бурый налет копоти, каска надвинута на лоб, веки покраснели от едкой смолистой гари. Но он не выглядит растерянным или усталым. Напротив, все в нем выдает уверенного в себе человека. Александр Иванович Лукашов, парашютист-пожарный, старший инструктор звена, уже в течение пятнадцати лет занят тушением лесных пожаров...
Рация продолжает потрескивать. Разговор не окончен. Там, в вертолете, видимо, совещаются. Наконец снова слышим:
— «Комар»! Я — 863-й. Людей больше дать не можем. Будем завозить воду. В какой район лучше сливать?
— На южную кромку давайте! — не раздумывая говорит в микрофон Лукашов. — На южную. Сами увидите, там будут работать десантники, четыре человека.
Голос командира вертолета Владимира Иосифовича Бакурова я узнал сразу. Именно на его Ми-8 вместе с группой десантников я попал сюда, на участок загоревшегося леса.
А началось все так... С борта патрульного самолета, совершавшего ежедневный облет заданного района, поступило сообщение: обнаружен очаг огня на острове Шаманском. В этой вести не было ничего неожиданного, и она никого не застала врасплох. Лето в Восточной Сибири выдалось неслыханно жаркое: в воздухе термометр регистрировал до 37 градусов тепла на почве — до 62. Аналогичная ситуация, по данным метеослужбы, была лишь в 1891 году.
Итак, многодневная жара засуха, частые сухие грозы... И участились лесные пожары...
Как только поступил сигнал с острова Шаманского, синий фургон с изображением парашюта на борту и с надписью «Государственная лесная охрана» помчался к вертолетной площадке. Считанные минуты уходят на то, чтобы команда десантников, уже в защитной одежде и касках, погрузилась в вертолет Ми-8. Салон быстро заполняется снаряжением: мотопилы, топоры, лопаты, ранцевые опрыскиватели, зажигательные железводородные свечи, столитровые резиновые емкости, наполненные водой, — все пойдет в ход, все сгодится в борьбе с огнем. И вот мы в воздухе. Проплыли в стороне отвесные скалы Падунского сужения и плотина Братской ГЭС, ослепительно сверкнуло огромное зеркало водохранилища, заполнило на несколько секунд иллюминаторы накренившегося для разворота вертолета и исчезло.