— Каждый год на территории, которая находится под нашим наблюдением — а это около трех миллионов гектаров, — возникает примерно триста пожаров, — сетует Лукашов. — И эта цифра снижается медленно. А людей у нас в отделении не так уж много: двадцать пять парашютистов и тридцать десантников...
Вот вы интересовались, почему я выбрал эту специальность... Брат у меня работал в Читинской авиабазе. Спросил меня как-то: «Пойдешь к нам прыгать?» Я ответил: «Пойду», — хотя толком еще не представлял, что это такое. В первый раз было страшновато, конечно. Кое-как переборол себя. Потом понравилось.
— Привыкли?
— Да нет, — возразил Александр Иванович. — Привыкнуть к этому невозможно. Каждый раз не то чтобы страх... Но преодолевать себя приходится. Думаешь главным образом не о том, как с самолета выйдешь, прыгнешь, а о том, как приземлишься. Все-таки на горящий лес идем. Тут как-то были у нас спортсмены-парашютисты, посмотрели на нашу работу. «Да-а, — сказали, — лучше мы будем на наши «круги» прыгать...» Нельзя, конечно, сказать, что мы очень-то рискуем, это неправильно: есть методика, есть расчеты, но все же наше дело, что ни говорите, относится к категории работ с повышенной опасностью...
В ожидании вертолета решаем подкрепиться. Достаем из рюкзаков хлеб, консервы, термосы с чаем. Располагаемся кружком на траве. Только успеваем сделать несколько обжигающих глотков, как Лукашов поднимает к небу указательный палец:
— Слышите?
В дымном мареве, закрывшем небо, появляется знакомая машина. На длинном тросе раскачивается красная металлическая бадья. Это водосливное устройство — ВСУ, новинка в лесном пожаротушении. В «бочке» полторы тонны воды. Набрали ее на Братском море или в Ангаре. Зачерпнули, словно ведром в колодце, только вместо колодезного ворота вертолет. В нужный момент над очагом огня по сигналу из кабины сработает механизм, откинется днище бадьи...
Вертолет уже над нами. Красная бадья раскачивается на тридцатиметровой высоте. Кроны деревьев клонятся к земле под мощной струей воздуха, взбитого лопастями винтов. В лицо бьет все, что способно лететь: угольки, иглы, листья, обломки веток. Прячемся за стволами. И вот обрушивается сверху искусственный дождь. «Водяной ковер» накрывает площадь сто метров на десять. Сердито шипят капли, падая на обожженную землю, оживают рубиновые огоньки под серой пеленой пепла.
— Чуть правее, метров на пять, — корректирует по рации Лукашов. — Метров на пять правее.
Десантники с лопатами и топорами бросаются к кромке, растаскивают лесины, спешат, пока задавлен огонь водой. Вертолет, прогрохотав над ними, уносит спасительную бадью за очередной порцией воды. Мы начинаем устраиваться основательнее, разбиваем лагерь, готовимся к ночлегу. Работа предстоит еще долгая.
Л. Борщевский
Инфьората в Дженцано
Ч то такое «инфьората»? Итальянско-русский словарь дает следующий перевод: «украшение цветами». Это не совсем точно. Полного эквивалента итальянскому слову «инфьората» в русском языке нет. Лучше его перевести как «праздник цветов». Но и такое толкование будет лишь приблизительным. Праздники цветов по весне бывают в разных городах, а инфьората только в Дженцано-ди-Рома.
От Рима до Дженцано менее 30 километров. Гладкое асфальтовое шоссе петляет меж покрытых виноградниками и сочной весенней травой волнистых холмов. Это «Аппия нуова» — новая Аппиева дорога, магистраль, следующая по маршруту одной из пяти крупнейших древнеримских дорог, названия которых сохранились до наших дней. Рядом с «Аппия нуова» уцелел от нашествия асфальта и бульдозеров небольшой кусочек «Аппия антика» — древней Аппиевой дороги, той самой, что была проложена по приказу цензора Аппия Клавдия 2300 лет назад и вымощена камнем от Рима до Капуи. В те далекие времена, когда все дороги вели в Рим, по ней уходили и возвращались из далеких походов когорты легионеров. Плоские булыжники «Аппия антика» кое-где сохранили глубокие колеи, выбитые колесами повозок и колесниц.
Я не раз приезжал на Аппиеву дорогу, бродил по горячим, нагретым солнцем камням. По сторонам среди густого кустарника, словно кости доисторических великанов, белеют отполированные веками обломки мраморных гробниц и храмов. Здесь всегда тихо, голова кружится от терпкого аромата полей, слышно, как жужжат над цветами шмели. Трудно поверить, что эта узкая дорога, похожая на обычный деревенский проселок, была когда-то одной из крупнейших магистралей мира. А ведь именно по ней солдаты Цезаря гнали в «столицу мира» толпы захваченных в битвах рабов. Здесь шумели колонны императорских триумфов, чернели кипарисовые кресты с распятыми гладиаторами Спартака. По древней легенде, где-то на виа Аппия находится и могила знаменитого римского философа Сенеки, принявшего яд по приказу собственного воспитанника, императора Нерона.