9. Бу Фростенссон, 66 лет, актер, Стокгольм.
10. Юхан Гран, 52 года, официант, Сольна.
11. Кеннет Карлссон, 31 год, шофер, Шелбю.
12. Леннарт Линдгрен, 82 года, в прошл. директор банка, Лидингё.
13. Курт Ульссон, 59 лет, директор контооы, Сальтшебаден.
14. Вильгельм Русберг, 71 год, без профессии, Стокгольм.
15. Рагнар Виклунд, 60 лет, майор, Ваксхольм.
16. Бенгт Вальберг, 38 лет, скупщик, Стокгольм.
17. Ханс Венстрём, 76 лет, в прошл. продавец рыбы, Сольна».
Колльберг смотрел список и вздыхал. Тереса Камарайо была связана со всеми социальными слоями и людьми разных поколений.
Колльберг положил листок Меландеру на стол и сказал:
— Ты все помнишь. Когда будешь иметь время, просмотри этот список, может, вспомнишь что-нибудь.
Меландер бросил взгляд на лист и согласно кивнул.
Настал сочельник.
Мартин Бек получил праздничный подарок, который не развеселил его, как надеялась дочь.
Леннарт Колльберг получил праздничный подарок, который довел его жену до слез.
Оба они решили не думать ни об Оке Стенстрёме, ни о Тересе Камарайо, и обоим это не удалось.
Мартин Бек проснулся рано, однако остался лежать в кровати, читая книжку до тех пор, пока в своих комнатах зашевелились другие члены семьи. Затем он встал, надел защитного цвета брюки и шерстяную рубашку. Жена, которая считала, что на сочельник надо одеться по-праздничному, увидев его, изумленно свела брови, но ничего не сказала.
Пока она по традиции ездила на кладбище, на могилу своих родителей, они вместе с Рольфом и Ингрид убрали елочку. Дети были радостны и шумливы. И Мартин Бек старался не испортить им настроения.
Потом Мартин Бек зажег свечки на елке, вспомнив братьев Ассарссонов, которые продавали искусственные елки, прикрывая ими торговлю наркотиками. Потом все выпили подогретого вина, и Ингрид сказала:
— Теперь наступил момент привести коня.
Как всегда, они договорились, что каждый получит только один подарок, и, как всегда, их оказалось больше.
Мартин Бек не купил Ингрид коня, зато подарил ей жокейские брюки и абонемент на полугодовые курсы верховой езды.
Сам он получил двухметровый шарф, связанный Ингрид, а также плоский пакет, и дочь выжидательно смотрела на него, пока он разворачивал бумагу. Там оказалась пластинка. На пластиковом конверте была фотография толстого мужчины в хорошо известном мундире лондонского бобби. У него были огромные топорщащиеся усы, а растопыренными пальцами в перчатках он держался за живот. Он стоял перед старинным микрофоном и, судя по выражению лица, смеялся во все горло. Надпись на обертке гласила, что сам он зовется Чарлз Пенроуз, а песня — «Приключения смеющегося полицейского».
Ингрид принесла проигрыватель, поставила его на пол, вынула пластинку и посмотрела на надпись:
— Первая песня называется «Смеющийся полицейский». Правда, здорово! А?
Мартин Бек был небольшим знатоком музыки, но сразу узнал, что ее наиграли в двадцатых или тридцатых годах, а может, и еще раньше. Он вспомнил, что слышал эту песню еще мальчиком, и в памяти его вдруг всплыли две строчки из нее:
Увидишь, как смеется полицейский,—
Что крупно повезло тебе, считай.
Пошарь в кармане, выуди монету.
И как медаль в награду ему дай.
Каждая строфа кончалась взрывом хохота, наверное, заразительного, ибо Инга, Ингрид и Рольф стонали от смеха.
Мартин Бек не смог принять веселый вид, не принуждал себя улыбаться. Чтобы не разочаровать совсем детей и жену, он поднялся и сделал вид, что поправляет свечи на елке.
Когда пластинка перестала крутиться, он повернулся к столу. Ингрид вытерла слезы, посмотрела на него и укоризненно сказала:
— Но, папа, ты же совсем не смеялся!
— Почему же, было ужасно смешно,— неубедительно ответил он.
Издавала аромат елка, горели свечи, дети пели, Инга щеголяла в новом халате. Мартин Бек, поставив локти на колени, а подбородком опершись на руки, смотрел на обертку пластинки с полицейским, который хохотал во все горло.
Он думал о Стенстрёме.
Зазвонил телефон.
Леннарт Колльберг старательно смешивал разные вина, раз за разом пробуя смесь, пока удовлетворился ее вкусом, затем сел к столу и оглядел комнату, производившую полное впечатление идиллии. Бодиль лежала на животе и заглядывала под елку. Оса Турелль сидела на полу, поджав ноги, и играла с ребенком. Гюн сновала по квартире с кроткой, ленивой небрежностью, босая, одетая во что-то среднее между пижамой и спортивным костюмом.
Он положил себе на тарелку кусочек вяленой рыбы, удовлетворенно вздохнул, ожидая заслуженного сытного ужина, который вот-вот должен начаться, затем заложил за воротник рубашки конец салфетки, расправил ее на груди и поднял рюмку, глядя против света на прозрачный напиток. И как раз в этот момент зазвонил телефон.