И еще — БАМ стал для нас самой настоящей лабораторией, на полигонах которой проверяются и корректируются отдельные технические решения, заложенные в проекты. Опыт строительства и эксплуатации Байкало-Амурской магистрали, который мы широко используем сегодня, безусловно, станет основой для проектирования трасс в северных климатических условиях.
Н. И. Хвостик, главный инженер проекта Байкало-Амурской магистрали
Астурия встает с зарей
Ночная беседа
— Итак, мы идем к «Тито». Это наш второй дом. Тебе там понравится, вот увидишь.— С Висенте Родригесом, ветераном партии и профсоюзов, заместителем мэра шахтерского городка Сама-де-Лангрео, мы шагаем по узким кривым улочкам. Деревянные вышки, словно часовые, окружают Саму (так называют город его жители). Ветер слепит глаза клубами пыли и мелкой угольной крошки. Густая копоть покрывает листья редких деревьев, окна домов. Минуем мостик через быструю речку, вода которой черна от промываемого в ней угля, и вступаем в центральную часть города, чуть по-опрятнее, чем окраины. Перед низкими дверями старых домиков хлопочут хозяйки в черных платьях, моющие темные от копоти тротуары мыльным порошком. Кое-где небольшими группами расположились старики в черных беретах, ведя бесконечные беседы о былых годах. И только один из них сидит в стороне, возле своего дома. Издали его поза кажется какой-то странной, неестественной. Подойдя ближе, замечаю, что через раскрытое окно из комнаты тянутся резиновые трубочки. Глаза старика закрыты, дышит тяжело, так что в груди все хрипит.
— Ола, дон Аурелио! — приветствует его Висенте.
Старик приоткрывает глаза. Узнав моего спутника, пытается улыбнуться, кивнуть головой. Но улыбка выходит болезненно вымученной. Ему тяжело не только дышать, но и говорить, жить.
— Скоро конец нашему Аурелио,— с грустью говорит Висенте, когда мы прошли квартал.— Думаешь, он старик? Всего 54 года. Просто шахта съела у него легкие. Видишь, даже на улице он не может обойтись без кислородных подушек. Умирает мучительно, на глазах всего города, и никто не в силах помочь. Такова судьба астурийского горняка: над каждым из нас витает страшный призрак силикоза.
Прежде чем войти в скромную таверну, Висенте украдкой оглядывается, внимательно всматриваясь в редких прохожих. В ответ на мой удивленный взгляд усмехается:
— Никак не могу избавиться от этой привычки. Ведь именно здесь, «У Тито», на протяжении многих лет мы проводили нелегальные собрания. Хозяин таверны — наш человек. Чтобы не попасться, приходили сюда со всеми мерами предосторожности, хотя Тито на всякий случай сделал второй выход. В первом зальчике все как обычно: стойка, игральные автоматы. Висенте, не останавливаясь, проводит меня в боковое помещение, скрытое плотной портьерой. Там нас уже ждет группа местных профсоюзных активистов — в Испании другие времена, но они предпочитают по-прежнему собираться только здесь. Рукопожатия, улыбки. Я внимательно оглядываю комнату. На стене портреты В. И. Ленина, Хосе Диаса, Долорес Ибаррури, Фиделя Кастро, лозунги и плакаты компартии. — Если бы ты знал, русский товарищ, сколько важных вопросов здесь было решено в прошлые годы. Нас, астурийцев, франкисты всегда особенно боялись. Если диктатор узнавал, что где-то вспыхнула забастовка, то всегда искал ее начало в Астурии. Жандармы следили за нами вовсю и здесь, в таверне, не раз пытались устраивать облавы, чтобы застукать с поличным,— говорит пожилой горняк по имени Маноло, с черными от въевшейся угольной пыли руками, которые уже никогда не отмыть никаким мылом.
— Да, тебя застукаешь,— смеется его сосед.— Однажды они примчались сюда по чьему-то доносу, хотели захватить Маноло врасплох, когда он будет держать речь. Влетели словно угорелые — и что увидели?
Все присутствующие, видимо, хорошо знают эту историю и дружно смеются.
— А что мне оставалось делать? — явно подыгрывает им Маноло.— Увидел в дверях черные пластмассовые шапки-трикорнио, тут же сунул в рот литровую бутыль с вином, а когда осушил, затянул «Астуриас, патриа керида...». У нас в Испании почему-то все подвыпившие именно эту песню поют. Ну, жандармы, ясное дело, выругались и убрались ни с чем...
До глубокой ночи сижу я среди этих сильных, мужественных людей, слушаю их рассказы. На протяжении многих лет астурийских горняков нещадно эксплуатировали, обсчитывали, запугивали. Они погибали при обвалах в штреках, от пуль солдат, от пыток профессиональных палачей. И все-таки столько лет, сколько существуют шахты в этих краях, астурийцы всегда выступали против произвола хозяев, против гнета монархов и диктаторов. А уголь здесь начали добывать еще в начале XVIII века.