А потом мы ходили с Аминджановым по Ленинабаду. Музыкально-драматический театр, чайхана «Пандшамбе»... Во Дворце пионеров потолки покрыты орнаментом типа «гирех», что в переводе означает «узел». Основу его составляет бесконечное разнообразие геометрических узоров. Свод дивным садом цвел над головами людей...
Александр Миловский Ура-Тюбе — Ленинабад
Несладко и в «саду Эдема»
Царственные особы, живущие в «Саду», были по крайней мере вдвое сильнее. Во всяком случае, стоило разгневать их, и от меня осталось бы мокрое место. Впрочем, я был гость, возможно, не очень желанный, но терпимый, поскольку соблюдал установленные правила: вел себя тихо, не мозолил глаза и вообще знал свое место. В последний день моего пребывания в «Саду», когда я случайно наткнулся на семью аборигенов, ее глава и патриарх Ндуме лишь тяжело вздохнул, как бы говоря: «Опять ты?» Нет, он не нахмурился сердито, только слегка сдвинул брови да поджал губы. И все-таки резкая морщина, прорезавшая лоб, придала его лицу свирепое выражение. Правда, я уже знал, что это всего лишь признак некоторого раздражения, смягченного любопытством.
Поэтому, согнувшись в три погибели, я немного продвинулся вперед. Лицо Ндуме прояснилось. Теперь можно было коротким ворчанием, как это принято среди его сородичей, вежливо поприветствовать патриарха. Кажется, все сделано правильно, поскольку тут же раздалось басовитое ворчание — Ндуме удостоил меня ответным приветствием. Некоторое время никто из нас не двигался. Потом он сел, а я лег в мягкую густую траву. Легкий ветерок с гор приятно освежал наши лица. Пялиться друг на друга считается у аборигенов бестактным, поэтому мы оба старательно отводили глаза в сторону. Когда я украдкой посмотрел на патриарха, он сидел в классической позе мыслителя: опершись правой рукой о колено и поддерживая ладонью тяжелый подбородок. Очевидно, им овладело задумчивое настроение. Я улыбнулся, следя за тем, чтобы ненароком не показать зубы,— это считается здесь оскорбительной дерзостью. Ндуме улыбнулся в ответ, вежливо поворчал и встал на четвереньки. Затем приблизился ко мне, по-прежнему устремив взгляд куда-то в заросли, как и подобает хорошо воспитанной особе. Приятное впечатление от его безукоризненных манер несколько нарушали лишь отчетливо проступавшие под блестящей черной шерстью бицепсы размером с хорошую дыню.
От Ндуме исходил резкий кисловато-сладкий мускусный запах. Вытянув руку, он мог бы коснуться меня. Вместо этого мой визави слегка склонил голову набок, как делает человек, пытающийся разгадать какую-то хитрую загадку. «Сад» стало заволакивать туманом, и мы, человек и горилла, теперь уже не стесняясь, в упор разглядывали друг друга сквозь волнующуюся кисею. Из-под тяжелых выдающихся надбровий на меня смотрели внимательные коричневые глаза. Смотрели так, что я почувствовал себя вне реальности и времени, словно между нами невесомо струился не туман, а тысячелетия.
Все это происходило в национальном парке Руанды, который называется «Сад», видимо, по аналогии с «садом Эдема», и занимает 40 квадратных миль на склонах вулканической горной цепи Вирунга. Здешние леса — последнее прибежище Ндуме, Мрити, Мтото, Брута, Пикассо и их сородичей, горных горилл, которых осталось на всем земном шаре не более двухсот. Я приехал в эту крошечную центральноафриканскую страну, запасшись соответствующим альпинистским снаряжением, поскольку высота Вирунги достигает 15 тысяч футов. Однако оказалось, что гориллы обитают на пять тысяч футов ниже и поэтому вся моя амуниция ни к чему. Зато я недоучел другое: хотя «Сад» находится неподалеку от экватора, на высоте 10 тысяч футов, в нем и холодно и мокро. Про частые ливни мало сказать: «Льет, как из ведра», точнее будет: «Поливает, как из пожарного брандспойта».
Поэтому распорядок дня у горилл строится так, чтобы ухватить максимум солнца. Часов тринадцать они проводят в своих гнездах — огромных люльках, сплетенных из ветвей. Потом несколько часов кормятся, в середине дня час-другой дремлют, затем опять до самого сна занимаются поисками еды. Ее, кстати, в лесах Вирунги хватает, так что проблемы с питанием у горилл нет. Единственное, чему они, безусловно, были бы рады, это лишнему солнечному деньку.
Под горячими лучами, брызнувшими в просветы между облаков, туман заклубился и стал быстро подниматься. Это послужило Ндуме сигналом, что пора кончать аудиенцию. Он повернулся и направился в лес: воздух там хорошо согрелся, настало время полуденной сиесты. Поскольку я уже достаточно хорошо зарекомендовал себя, мне было милостиво позволено наблюдать, как одиннадцать членов его семейства устраиваются на отдых. Двое малышей по году с небольшим и два четырехлетних подростка улеглись на лужайке. Но почти тут же один из подростков поднялся, подтянул к себе лиану и стал обрывать с нее листья, отправляя себе в рот. Очевидно, это был непорядок.