Иван Яковлевич Павлов родился в 1948 году в таежном районе Красноярского края, и жизнь его, естественно, была связана с таежно-речным промыслом. С возрастом дала себя знать неуемная страсть к водным просторам, к большой рыбе. Так Павлов оказался на искусственных сибирских морях. Кое-что дали курсы мастеров лова, побольше перенял он у своего однофамильца с Байкала Алексея Ивановича Павлова. Алексей Иванович начинал свою рыбацкую жизнь еще в войну, мальчишкой тянул сети в бригаде из одних женщин. На Братском море учил молодое поколение рыбаков, среди которых выделял своего шустрого однофамильца.
— Метод воспитания у Алексея Ивановича был простой, — с почтительной усмешкой вспомнил ученик. — Справился по уму со снастью, он бурчит: «Ничего, можешь». А зазевался, охлестнет: «Тяни, раззява...»
Слушая Павлова, я поймал себя на мысли, что подспудно думаю о нашей беседе с Владимиром Ли у его зимовья. Мы говорили тогда об истории сибирского рыбопромыслового дела, вспоминали и восторженные строчки о байкальских богатствах сосланного в Сибирь протопопа Аввакума.
«Восстановить косяки можно,— говорил тогда Владимир.— Это значит, надо наладить строгий контроль за отловом, поставить на должную высоту рыборазведение, усилить рыбоохрану. Здесь же, кроме того, укрепить рыбацкие бригады, поддерживать всячески нашу привязанность к воде, а ке отталкивать нас от нее...»
Мне понятна была пристрастность Владимира к делам рыбацким во всесибирском масштабе. С первых же шагов в его зимовье становилось ясно, что люди здесь привязаны к своей работе накрепко: может быть, вода притягивает по-особому? И это несмотря на то, что жизнь и работа на воде тяжелая. По полгода рыбаки не видят дома, семьи. И все ради улова, который считается в килограммах. Килограмм же этот добывается по-разному в разное время года, и порой семижильные усилия рыбаков оказываются вне учета.
«Вот было ранней весной, — говорил мне Владимир. — Ставник у нас буквально в полынье, подбираемся к нему по льду, потом по пояс в воде, назад — ящики с рыбой на себе — по три километра до берега, только позвоночник трещит! А плановый отдел перевел наш улов на летние нормы — у них-то под окном, возле города, море уже оттаяло...»
— Все это верно,— подтвердил Павлов, когда я рассказал ему о нашем разговоре с Ли.— Только на нашем море все обстоит острее, от этого и работа азартней, как у первооткрывателей.— Он метнул взгляд на синеющие окна, вскочил и по-старшински рявкнул: — Кончай кемарить!
Парни выскочили из зимовья, словно солдаты, напяливая на ходу робы, и уселись за ужин, который в момент выставила Галя.
Пока я переодевался в предложенную мне рабочую одежду, рыбаки поужинали. Без суеты разобрали теплые куртки, припасы и направились к боту.
Через десять минут наш чистенький, ухоженный МРБ уже рассекал ночную тьму. По берегам замигали яркие точки рыбачьих костров. Не доходя до берега, мы пришвартовали судно к сухостоинке, сели в лодку и поплыли к вязкой косе.
Утопая в зыбучей грязи, пошли на костер, вокруг которого колыхались людские тени.
— Наши помощники из совхоза, — объяснил Павлов, кивнув на большой костер. — Приезжают помогать из Седанова, даже из самого Братска. Улов-то надежный.
— И точно знают, что будете здесь забрасывать невод?
— Это у нас почти что единственная тонь на всем море. И то сколько очищать пришлось, корячиться, за лесозаготовителей отдуваться. А чистую запаску иметь необходимо. С этой стороны, к примеру, ветер, как сегодня, поехали заводить с другой...
Ветер действительно становился все ощутимей. Волны хлестко накатывались на отлогий берег, раскачивая лунную дорожку, и пламя костра бросалось то на одного, то на другого. Парни уклонялись, защищали свою одежду, но от костра никто не отходил — огонь согревал, сближал, настраивал на добрый лад.
Наша команда потеснила помощников, но разместились все, и сразу вместе с пачкой папирос по кругу пошли шутки по поводу погоды, и вида на улов, и разных примет на этот счет. Со стороны можно было подумать, что этим парням даже по душе отдыхать у костра. Но нет-нет кто-нибудь поднимал голову и устремлял взгляд на плоскую лунную дорожку, подставлял лицо ветру.
Наконец сам бригадир встал, швырнул в костер папиросу и объявил:
— Стихает. Пора заводить.
У костра началось оживление, недалеко зафырчали колесные трактора и вспыхнули фары. Натыкаясь на плавник, мы потянулись к берегу. Сергей Чеботарев и Геннадий Кар-сов как самые опытные сели в лодку с неводом, еще двое устроились рядом в другой — для заводки правого крыла, и обе пары тихо ушли на веслах в ночь.