Несколько километров мы шли по этому горному плато, а потом тропа резко пошла вниз вдоль обрыва и уткнулась в первые морены ледника, который мы видели сверху. Решили разбить здесь свой лагерь. Я продрог от холода и поспешил расставить палатку. Мои спутники спали на открытом воздухе. Они соорудили из седел и багажа убежище от ветра, там и провели всю ночь, прижимаясь друг к другу под одним одеялом.
Наутро я проснулся, клацая зубами, и приготовил для всех чай. Мы с трудом отыскали животных — за ночь они отошли далеко в сторону от лагеря. Их опять пришлось седлать и навьючивать — долгая и скучная работа, которую предстояло повторить в полдень.
Под звон колокольчиков, перестук корзин и мешков мы спустились по тропе до пенистого потока, несущегося с Занскарских гор, и перешли его вброд.
Нордруп сообщил, что мы находимся в провинции Стод («Верхняя») — одном из четырех районов Занскара. Три из них располагаются, как спицы колеса, вокруг центральной провинции Джунг, что означает «центр, власть». Каждой из провинций правили знатные семьи, подчинявшиеся князю Падума, а северная провинция находилась под управлением княжеского рода Дзангла.
После перехода вброд еще одной речки мы встретились с караваном. Обе процессии остановились, а я, воспользовавшись этим, уселся на землю, чтобы передохнуть, и не сразу заметил, что люди принялись разгружать наших пони. Нордруп объяснил мне, что он возвращается в Рангдум вместе с лошадьми, которыми мы пользовались, а я продолжу путешествие на пони его приятеля Лобсанга, молодого монаха из встречного каравана.
Я обеспокоился, поскольку надеялся на Нордрупа, на его хорошее знание тибетского языка, к тому же он умел читать и писать, что должно было облегчить мне изучение истории княжества. А теперь меня передавали на попечение совершенно незнакомого человека. Я был готов отвергнуть новый договор, но Нордруп, обаятельно улыбаясь, заверил, что вернется через трое суток и я могу подождать его в доме брата, в Тхунри. Он прибудет туда вскорости, а я меж тем смогу посмотреть состязания лучников, которые не должен пропустить никоим образом.
Нордруп отличался одновременно дерзостью, прямотой, непостоянством и... действенностью. Лобсанг, как я вскоре понял, был полной противоположностью ему. Он был немногословен, медлителен, обязателен и, к счастью, как и его друг, никогда не терял доброго и шутливого расположения духа.
Друзья походили на братьев и очень редко расставались. Несколько лет подряд в начале зимы, перед тем, как снег завалит перевалы, они вместе отправлялись в Индию и после трех суток езды по железной" дороге добирались до штата Майсур, где в школе учили детей тибетскому языку. Поскольку Майсур отделяет от Занскара расстояние в две тысячи ;километров, я отдал должное их предприимчивости. Позже узнал, что они совершали и более далекие путешествия, принесшие им славу в Занскаре. Они исходили вдоль и поперек весь обширный мир Гималаев; побывали в Бутане, Лхасе, Калькутте, Непале; монастырь поручал им закупать золотые чернила для написания священных текстов, краски для фресок и прочие товары, как, например, колокольчики и ритуальные барабаны.
Целый день мы шли по пустынной местности, преодолевая склоны, покрытые каменными завалами и моренами. Неожиданно мое внимание привлек небольшой цветок, растущий рядом с тропой. То был голубой мак, редчайшее растение, которое я давно искал, но ни разу не видел за все восемнадцать лет скитаний по Гималаям. Голубые тибетские маки — предмет зависти любого ботаника.
По всем своим признакам этот цветок и его листья идентичны (по крайней мере, для профана) красному маку наших лугов. Но четыре его лепестка горят ярко-голубым цветом, а при особом освещении дают пурпурные блики. Его тычинки и пестик — желтого, а не черного цвета.
Вскоре наш караван оказался у перевала, над которым высились башня и руины небольшой крепости Ра Дзонг. Мы вступали в обитаемую часть Западного Занскара. У моих ног расстилалась обширная, почти ровная долина, окаймленная пиками; языки стекавших с них ледников словно слизывали с равнины громадные морены.
Ночь мы провели на краю небольшого поля деревни Чибра.
Утро выдалось холодным и мрачным, тяжелые облака крышей нависли над долиной. Мы брели по траве, пока не добрались до деревни Абранг — десятка три домов с гладкими стенами, с прорезанными кое-где узенькими оконцами, которые позволяли их обитателям высунуть голову наружу и поглядеть, кто идет мимо. В этой части страны стены домов известью не белят. Вокруг домов лежат небольшие орошаемые поля нежно-зеленого ячменя. В провинции Стод, расположенной на высоте четырех тысяч двухсот метров над уровнем моря, нет ни деревьев, ни кустарников.