В два часа дня из монастыря спустилась процессия — впереди шел барабанщик, а за ним цимбалист и два музыканта, усердно дувших в некое подобие гобоев. Затем выступал староста деревни, самый богатый в районе человек. Это был настоящий великан с громоподобным голосом: он на голову возвышался над самым высоким жителем деревни.
Сидя вокруг шатра, мужчины смешивали дзамбу с мукой из сушеного зеленого горошка. Затем они добавили в смесь тибетский чай и приготовили из этой массы тяжелые пироги в форме кирпичей. Откуда-то принесли три медных чана, в каждом из которых можно было бы сварить целого страуса, если бы они здесь водились. В чанах плескался чанг — несколько сотен литров пива!
Двое мужчин срубили иву и обрубили ветви, оставив лишь несколько веток на верхушке. Ствол обвили темно-синей лентой, на которой черной тушью были написаны молитвы. Затем мачту установили перед входом в палатку.
Когда все было готово, появились женщины Тхунри. Они сели на корточки спиной к каменной ограде, как бы продолжавшей заднюю стенку шатра. Мужчины сгрудились вокруг шатра, в котором заняли места несколько монахов, староста деревни и местные должностные лица, одетые в праздничные платья. Голову каждого мужчины венчал убор довольно странного вида, похожий на набитый шерстью цилиндр. Они проверяли стрелы. Небольшие луки грудой лежали у центрального столбика шатра.
Вдруг раздалось громкое пение — сигнал к началу праздника. Принялись разливать чанг в чашки, которые и мужчины, и женщины извлекли из особого кармана на груди. Деревянные и серебряные чашки наполнялись до краев. Операция повторялась дважды, затем распорядитель переходил к следующему в очереди.
Вскоре лучники направились к одной из мишеней, стали спиной к ней и натянули луки. Потом развернулись. В воздух взвилась туча стрел, многие из них пролетели мимо цели — толпа откликнулась на первый залп свистом и хором радостных воплей. Лучники подобрали свои стрелы и все вместе выпустили их во вторую мишень. Лучникам, среди которых были староста деревни и монахи, было далеко до чисто военной меткости бутанских лучников, которые попадают в яблочко с расстояния в сотню шагов.
Затем всю ночь в селении слышались песни. В иных местах подобный праздник не обошелся бы без стычек и драк. Но наутро деревня вернулась к мирному и тихому существованию...
Лобсанг оказался очень полезным попутчиком. Он называл мне встреченные по дороге деревни и монастыри, сообщал имена местных начальников (джемпо) и знатных семей (лумпо).
Я решил посетить дом Лобсанга на юге провинции Джунг и нанести визит князю Дзангла, одному из двух людей, деливших титул гъялпо Занскара. На тибетском этот титул означает «победитель» и может употребляться лишь по отношению к независимому монарху.
Когда мы покинули Тхунри и миновали деревню Траканг, долина стала шире.
К полудню, обогнув холм, мы оказались перед гигантским естественным амфитеатром. На его склонах располагались четыре деревушки и несколько отдельно стоящих больших строений. Издали приклеившиеся друг к другу домики походили на крепость. Меня снова поразила сдержанная элегантность гималайской архитектуры. Здания плотно сидят на скалистом основании, белые стены слегка наклонены внутрь. Их единственное украшение — симметричные окна, обведенные черной полосой.
Амфитеатр прилегал к громадному пику, со склонов которого с ревом неслись потоки, разделявшие деревни.
Деревня, у которой мы отдыхали, называлась Кончет. Здесь жил брат Лобсанга. Сам Лобсанг занимал отцовский дом, который стоял в горах в нескольких километрах отсюда. Он и объяснил мне суть древнего обычая «малых домов»:
— Когда старший сын в семье женится, он автоматически становится дакпо — владельцем дома и земель. Отец отходит от активной жизни и удаляется в так называемый «малый дом».
В Занскаре этот обычай педантично соблюдается из поколения в поколение, и у каждой семьи есть два дома: большой дом, где может быть до пятнадцати комнат, и малый дом, который располагается либо по соседству, либо вдалеке от главного жилища. Таким образом, каждая деревня состоит из двух типов строений: просторных домов, где живет старший сын с семьей, и малых домов, куда переходят «родители-пенсионеры», старые тетки, бабки, дети-холостяки, а также дети, ставшие монахами.