Я решил осмотреть Кончет, где у ручья заметил несколько небольших водяных мельниц с горизонтальным колесом: струя воды направлялась на лопасти из желоба, выдолбленного из цельного ствола дерева. Эта система проще, чем европейские мельницы с вертикальным колесом, и больше походит на современные турбины. Местным жителям не надо преобразовывать вертикальное вращение в горизонтальное, и они с помощью этих мельниц изготавливают муку из жареного ячменя для дзамбы. Ячмень — основная, если не единственная пища всех гималайцев тибетской культуры. Дом брата Лобсанга стоял в конце узенькой улицы на вершине скалистого выступа. Позади жилища, спрятавшись от солнца, сидел и ткал красивый старик. Это был отец Лобсанга. Он с улыбкой показал мне свой ткацкий станок. Поскольку дерево здесь редкость, машина была собрана из крючковатых веток, и вся конструкция выглядела шаткой и узловатой, но работала превосходно. Я мало смыслю в ткачестве, но думаю, что станок с четырьмя педалями для подъема и опускания основы был типа «жаккард». Челнок пробрасывался вручную. Отец Лобсанга ткал из шерсти-сырца, и у него получалась длинная полоса шириной в тридцать сантиметров. Эту шерстяную ткань, идущую для изготовления одежды, либо оставляли в естественном виде, либо красили в красный цвет вытяжкой из корней.
Чуть выше деревни проходил оросительный канал, по берегу которого я дошел до стоявшего в одиночестве домика Лобсанга. Он прилепился к склону высокой горы вдалеке от других — среди оазиса изумрудных полей, окруженных каменной пустыней. Поля пересекал ручей, который небольшим водопадом обрушивался с уступа рядом с домом.
Лобсанг вышел мне навстречу и пригласил на террасу, где возле квадратного отверстия высились поленницы дров. Отверстие вело внутрь дома. Спустившись по крутой лестнице, мы попали в своего рода летнюю гостиную, нечто вроде внутреннего дворика.
Вначале Лобсанг представил меня Иби, своей двоюродной бабушке, крохотной, хрупкой и сухонькой женщине. Затем пришел черед Аниче, самой старой из его двоюродных бабушек, высокой крепкой женщины воинственного вида, и двоюродной тетки Аничунг, на чьем улыбающемся личике сверкали два крохотных черных глаза.
В доме Лобсанг лишался всей своей властности и превращался в любимое дитя трех обожавших его древних теток. Ведь он был монахом, студентом-холостяком— их гордостью и радостью.
Иби, очень старая женщина, была истинной душой дома.
Позже Лобсанг подробно рассказал мне о жизни этой своей двоюродной бабки. Она овдовела в двадцать три года и занялась коммерцией — занятием совершенно необычным для молодой красивой женщины. Но самым удивительным был размах ее путешествий. Она жила и в Калькутте, и в Лхасе, и в Сарнате, и в Бутане, куда наведывалась каждые два-три года. Она постоянно была в движении, закупала краски, тушь и бумагу для монастыря Карша.
Я смотрел на эту женщину в лохмотьях и не верил собственным глазам. Ей исполнилось восемьдесят два года, и мне с трудом верилось, что она в годы британского владычества отваживалась покидать безопасный дом в диких горах и предпринимать путешествия за тысячи километров.
По-видимому, Лобсанг содержал этот дом и живущих в нем на те деньги, которые зарабатывал во время путешествий сдачей внаем лошадей. Он же вместе со старшим братом возделывал поля вокруг дома, чтобы помочь отцу, которому тяжкий труд был уже не под силу. Но самой главной заботой Лобсанга было обеспечить отца и трех старушек достаточным количеством пищи и дров на долгую зиму, которую они проводили, почти не выходя из дома, отрезанные от остальных снежными сугробами.
Зимой жить и спать в патио было невозможно из-за суровых морозов. И вся деятельность переносилась в «зимнюю гостиную». Это полуподземная комната, в которую можно попасть, пройдя ряд хлевов, где размещались козы, бараны, яки и пони. Хлевы соединяются низенькими дверцами, почти не пропускающими холодный воздух. В той комнате не было окон, и она освещалась лишь огнем очага и маленьким квадратным дымоходом, выходившим во внутренний дворик. Эти подземные гостиные, существующие почти в каждом доме, нагреваются в основном теплом животных.
Перед тем как заснуть, Лобсанг сказал мне, что утром мы отправимся пешком в его монастырь, в Каршу. Это даст пони однодневный отдых, а теткам позволит заготовить провизию для похода в Дзангла.
Продолжение следует
Мишель Пессель Перевел с французского А. Григорьев