Разводим примус, наскоро готовим обед. Всем не терпится сейчас же приступить к работе. Но первым делом надо изучить подходы к подземному лагерю.
— После согласования с музеем начнем работу в Центральных каменоломнях,— говорю я, распределив обязанности.— А пока работаем здесь.
К вечеру, наступление которого мы определяли теперь уже только по часам, на нашей рабочей карте появились первые контуры. Мы установили несколько опорных точек, с помощью которых можно было легко определять свое положение на плане.
— Ребята, взгляните сюда,— позвал во время работы из темноты Игорь Грек.— Здесь стенка!
Мы подошли ближе. Осмотрели укрытие, сложенное из камней на цементе. В стенке имелось небольшое отверстие — только проползти человеку. За ней оказалась другая стенка из камней, более толстая, с бойницами. Отсюда было удобно стрелять вдоль коридора. Двойная стенка, на которую мы наткнулись случайно, очевидно, спасала от газов и холода. Температура с внешней стороны оказалась на два градуса ниже, чем с внутренней. За этим сооружением шли огромные, высотой пять-шесть метров залы, совершенно, по нашему мнению, непригодные для жилья.
Уже на базе, выслушав наш рассказ, Васильев, который в этот день работал в другой части каменоломен, объяснил:
— Это сооружение уже известно. Установлено, что стенку соорудили керченские партизаны в 1941 году. Надо полагать, это укрепление использовали защитники каменоломен и в сорок втором году.
Поработав несколько дней в Малых каменоломнях, мы нанесли на карту значительную площадь выработок и перешли наконец в Центральные каменоломни.
Быть может, со стороны наша работа покажется скучной. Опорные точки, линии на бумаге... Мы не вели специально поиска реликвий. Правда, они нам попадались довольно часто. В восточной части каменоломен, где выработки имеют более ровные очертания — это место прежде называли Греческими каменоломнями,— поисковые отряды работали неоднократно. Участок этот весь в завалах, целики испещрены следами пуль. По воспоминаниям очевидцев, здесь проходил первый бой гарнизона с фашистами, предполагают, что где-то неподалеку, в одном из залов, находился штаб полковника Ягунова.
Павел Лавренко провел в Греческих каменоломнях не один день, фиксируя на чертеже места прежних поисков и раскопок. Место это, говорили поисковики, перспективное — здесь немало заваленных камнями ям до двух метров глубиной. В них можно было прятать документы, хоронить убитых. Такие ямы, конечно, специально в войну не копали — это следы добычи камня, так называемой дорезки. Именно в такой яме одна из прежних экспедиций обнаружила стопки неотправленных солдатских писем 42-го года. Перебрав несколько незначительных завалов, мы нашли гильзу от снаряда, рубашку «лимонки», ржавые патроны от винтовки, остатки боевого устава, куски газеты военного времени.
Картографирование в столь необычных условиях увлекает начисто, забываешь даже о еде, но жажда постоянно напоминает о себе.
Как-то раз мы вышли из каменоломен в лощину, где находился колодец. Об этом месте приходилось много слышать и читать. Колодец назывался Сладким. Фашисты, не смея сунуться под землю, прикрывали подступы к воде. Пока ценой страшных усилий не пробили глубокий подземный колодец, здесь ежедневно гибли десятки красноармейцев, отбивая у врага каждое ведро воды.
Пробыв не больше двух часов в каменоломнях, мы жадно припали к воде. Она действительно показалась сладкой.
— Здравствуйте, я сказал,— раздался за моей спиной не очень приветливый голос. Я обернулся: передо мной стоял немолодой мужчина, лицо которого было мне смутно знакомо.
— Есть ли у вас разрешение спускаться в каменоломни? — строго спросил он.
Пришлось вытащить из полевой сумки бумаги.
— Михаил Петрович! — вмешался Васильев.— Не узнаете? Мы же работали с вами в экспедиции!
Мужчина оглядел Васильева и заулыбался, от его суровости не осталось и следа. Неужели это он, Михаил Петрович Радченко, «сын полка» аджимушкайского гарнизона? Вспомнилась его фотография в историко-археологическом музее. Только на той давней фотографии ему не было и пятнадцати. Но тот же высокий лоб, зачесанные назад волосы, прямой нос над припухшими губами с насмешливой складкой... Радченко из тех, кто оставался под землей до последних дней героической обороны, пережил фашистский плен, а в конце войны еще повоевал с врагами. Получив незадолго до Победы тяжелое ранение, он вернулся в родной Аджимушкай и с тех пор никуда не уезжал.