Под подкладкой ватника убитого лазутчика пограничники обнаружили лоскуток прозрачного батиста с буквами и цифрами, а в карманах — обрывки газет. На одном из них Головин разобрал набранное жирным шрифтом слово КВЖД. На другом — в заглавной строке значилось «Хан», а под ним — «Погреб». Газета была оборвана.
«КВЖД... Китайско-Восточная железная дорога,— размышлял Головин.— Но при чем здесь «Погреб» или какое-то «Хан»? А что, если под «Ханом» имеется в виду Хан-Тенгри? Но что означает «Погреб»? Подземелье, секретное хранилище? Кличка иностранного резидента?»
Когда Головин вернулся на заставу, его ждал начальник погранотряда и прибывший с ним представитель ОГПУ из Москвы.
— Могу сообщить, товарищ Головин,— выслушав доклад, начал седой чекист с ромбом на петлицах,— что перехваченные вами эмиссары весьма важные персоны. И пришли они к нам, как вы понимаете, не на прогулку.
Взяв батистовый лоскуток, комбриг продолжал:
— Это, вероятно, разведданные, которые агенты собирали для своего резидента за кордоном. А что представляют собой обрывки газет — разберемся...
Летом 1929 года на заставу снова приехал начальник погранотряда. Разговор зашел о февральском случае. Головин узнал, что второй «гость» из-за кордона, хотя и сорвался в скальный провал, не разбился, а скатился на песчаную отмель горной речки. Его подобрали басмачи, выходили. При попытке уйти за кордон на одном из горных перевалов его задержали пограничники. Эмиссар дал показания и сообщил, что означали обрывки газет с загадочным «Ханом» и «Погребом»...
— Читай, читай,— не вдаваясь в подробности, предложил Головину начальник погранотряда, протягивая телеграфный бланк с сообщением из Москвы.
«В Тянь-Шань, в район Хан-Тенгри,— пробежал глазами Головин,— выехала научная экспедиция из Харькова под руководством действительного члена Географического общества СССР М. Т. Погребецкого. Окажите помощь и обеспечьте охрану экспедиции».
Московский поезд, которым следовали ученые из Харькова, на рассвете двенадцатого июля прибыл в Пишпек (ныне Фрунзе), тогда столицу Киргизской автономной области. Из Пишпека экспедиция через три дня проследовала в Боамское ущелье и дальше — на Иссык-Куль.
Когда в Караколе (ныне Пржевальск) Михаил Тимофеевич Погребецкий сошел с парохода на берег, от толпы встречающих отделилась девушка с туго заплетенными косичками.
— Я — Фатима Таирова, ваша переводчица.
Еще в Харькове перед выездом Погребецкому передали письмо Фатимы: «Я прочитала в московских газетах об экспедиции на Тянь-Шань и решила предложить свои услуги... Я жительница гор и хорошо знаю обычаи своего народа. Правда, мы никогда не кочевали возле Хан-Тенгри, но это обстоятельство не помешает мне быть полезным человеком...»
Девушка быстро освоилась и пришлась по душе участникам экспедиции 1.
(Уже в наши дни Фатима Таирова писала мне, что до сих пор помнит «аксакала Погребецкого» и его друзей. Фатима стала первой в Киргизии женщиной-геологом. (Прим. авт.) )
В Караколе Михаил Тимофеевич уточнил маршрут экспедиции — целью ее было изучение и картографирование горных районов Тянь-Шаня, который оставался до тех пор «белым пятном». Пытался разыскать людей, бывавших в верховьях реки Иныльчек. Таких в городе не оказалось, зато Погребецкий узнал, что на подступах к Хан-Тенгри хозяйничает Джантай.
— Джантай — чон басмач. Большой басмач. Оружия много,— переводила Фатима.— В долине Иныльчека пасутся его отары, и тех, кто проходит через эти «владения», Джантай грабит или убивает.
Что и говорить, информация была не из приятных, но Погребецкий решил не откладывать выхода. Для этого прежде всего нужны были ездовые и вьючные лошади. Их в Караколе не нашли, и Погребецкий поехал в Каркару на ярмарку и там купил торгоутов — неприметных с виду, но очень выносливых лошадей.
Откуда было знать Михаилу Тимофеевичу, что Джантай уже знает о его экспедиции, следит за каждым ее шагом...
5 августа экспедиция направилась на восток. Впереди по всему горизонту тянулась бесконечная цепь белоснежных гор, словно вырубленных изо льда. Погребецкий навел бинокль. Немного на восток от середины этой цепи поднималась белая остроконечная пирамида с обрывистыми краями Волнение охватило его:
— Вот он, Хан-Тенгри — Властелин неба!
Пирамида Хан-Тенгри издали казалась трехгранной; восточная ее грань немного круче, чем северо-западная, а склоны северной грани отвесно падали вниз, и снег только кое-где держался на небольших выступах...
С озера Бурдобусин Михаил Тимофеевич поехал на заставу, чтобы обсудить с пограничниками дальнейший маршрут.
— Небезопасно, Михаил Тимофеевич,— предупредил Погребецкого начальник заставы Запевалов.— Под перевалом Тюз и в долине Сарыджаз — банды Джантая. Мой заместитель Головин недавно возвратился из тех мест.
В кабинет, где происходил разговор, вошел перетянутый ремнями военный с двумя кубиками на петлицах.
— А вот и сам Иван Семенович Головин. Кстати, ваш земляк, харьковчанин,— отрекомендовал Запевалов вошедшего.
Когда познакомились, Головин рассказал о февральском инциденте и о том, что задержанный оказался связным из-за кордона и, как выяснилось, шел на свидание с Джантаем.
— К сожалению, вашей экспедицией заинтересовался не кто иной, как сам полковник Лоуренс Аравийский,— подтвердил Запевалов.— Так что за кордоном следят за каждым вашим шагом.
— Каким же образом?
— Известно, через Джантая. Не зря иностранная разведка обеспечивает его оружием и боеприпасами. Ее интересуют открытые горные перевалы для переправки резидентов и связных. И тут басмачи — первые помощники.
— Помните круглолицего киргиза, который так усердно помогал в Рыбачьем загружать в трюмы парохода экспедиционный груз? — снова вступил в разговор Головин.
— Еще бы не помнить, Иван Семенович. Хороший был киргиз, работяга.
— Так-так. И еще вопрос,— поправляя висевшую на портупее казацкую шашку, поднялся с места Запевалов.— Чем вы занимались в Каркаре на ярмарке?
— Как чем? Покупал для экспедиции ездовых и вьючных лошадей.
— Позвольте спросить — через кого?
— Через цыган-маклеров.
— Так вот знайте, и ваш работяга-киргиз, и кто-то из цыган-маклеров связаны с иностранной разведкой. Кстати, никто не интересовался, случайно, маршрутом вашей экспедиции?
— Интересовался один цыган...
— Что же вы ему сказали?
— Сказали, что едем в Сарыджаз,— ответил Погребецкий.
— Через какой перевал?
— Ичкельташ.
— А на самом деле?
— Собираемся идти через Кокпак.
— Враги Советской власти никак не могут смириться с мыслью о том, что Средняя Азия стала советской,— подвел итог разговору Запевалов.— Командование пограничного округа приказало нам обеспечить охрану экспедиции. С вами пойдет отряд под командованием товарища Головина.
Договорившись с Головиным о месте встречи, Погребецкий в тот же день выехал в долину речки Улькен-Кокпак.
Хотя их и ждали, гости все же появились неожиданно. Со стороны леса показалась конная группа, впереди ехал улыбающийся Головин. А рядом с ним известный ергенчи — охотник Николай Васильевич Набоков. С Набоковым был и его сын Михаил, чубатый парень лет двадцати.
— Значит, согласны идти с нами? — обрадовался Погребецкий.
— А почему бы не пойти? Просто грех отказываться...