В них загружается столько мешков и коробок, что подчас и пассажиров не разглядеть. Пестрая кавалькада гари мчит по улочкам, поднимая тучи пыли, чтобы скорее доставить товары на базар. Там их уже нетерпеливо дожидаются в многочисленных, вытянутых длинными рядами лавчонках.
Пожалуй, этот рынок уступает по размерам столичному, но и в его извилистых лабиринтах вполне можно заблудиться. Он встречает ярким полыханьем всех цветов радуги, которое просто излучают груды овощей и всяких экзотических фруктов. На прилавках, а то и на подстилках, брошенных на землю, тропическое изобилие: ананасы и апельсины, манго и бананы, папайя и авокадо.
Когда-то в этой части города жило множество ремесленников. В лавках можно было купить всевозможные поделки из металла, глины, дерева, кожи. Прямо на глазах заказчика плели циновки и изготовляли по мерке сандалии. Заезжие купцы выставляли шитые золотом ткани и одежды, кривые сабли в сафьяновых ножнах и всевозможные дорогие украшения.
Ремесленные изделия и сейчас есть на рынке, но потребности и вкусы меняются. Быстрые гари все чаще загружаются поклажей с «бабуров» из Джибути. Целые ряды на меркато теперь отведены под современную продукцию. Лавочки самых разнообразных конструкций, иногда напоминающие просто большие шкафы, сделанные из обрезков жести, предлагают богатейший выбор местным модникам. На веревочках развешаны джинсы, куртки и майки со всевозможными рисунками и надписями, внизу разложена новейшая аппаратура, транзисторы и магнитофоны, а на маленьких столиках всяческая всячина для женщин: краски, помада, заколки, сумочки.
И над всем этим людским круговоротом, завихрениями на площадках с овощами, ручейками у ремесленных поделок стоит неумолчный разноязыкий говор: здесь толпятся оромо, амхара, сомали, афары, харари.
...Перед глазами мотыльковое мелькание белоснежных шамм, узорчатых и многоцветных одежд, быстрых, изящных жестов, сверканье множества украшений и блеск выразительных глаз, передающих всю сумятицу чувств в базарной лихорадке...
Людской поток от вокзала течет по мосту за реку, Более тонкая струйка поворачивает в «чистую» часть города. В привокзальной толкучке выделяются строго одетые в костюмы мужчины с «дипломатами» в руках, которые направляются по служебным делам. Идя вместе с ними по тенистым аллеям, вдоль домов, увитых зеленью и цветами, видишь вывески магазинов, всевозможных контор и, конечно, рекламу «Расотеля» и банка, обязательных для каждого уважающего себя эфиопского города.
У ткачей
Современная жизнь особенно поражает на промышленной окраине Дыре-Дауа. Шоссейная дорога разделяет деревенские хибарки, чудом выдержавшие наступление города, и машина вылетает на возвышенность. Внизу у подножия гор манит пальмовый оазис, где зелень деревьев, яркие пятна цветников чередуются со светлыми корпусами текстильного комбината.
Кончается смена, и рабочие усаживаются в автобусы. На лицах каждого написано удовольствие. Автобусов в стране немного, и то, что рабочую смену отправляют именно на них, подчеркивает государственное, так сказать, уважение к текстильщикам.
По цехам нас провел учтивый молодой человек с усиками, непосредственный и живой,— Мэконнын Тевольде. Он постоянно откидывает назад пышные волосы, успевает отвечать на вопросы приветливо встречающих его рабочих, почти не прерывая своих пояснений о производстве, которым здесь, несомненно, все гордятся.
В разговоре очень привычно сравнение: до революции 1974 года и после. Раньше здесь царила компания «Коттон», принадлежавшая в разное время английским, итальянским, египетским, а затем и японским предпринимателям.
— Обратили внимание, как быстро выскакивает новая смена из автобусов и по сигналу сирены уже на местах? — обращается к нам Мэконнын.— А раньше рабочие долго брели на фабрику по пыльной дороге из города, а на машинах ездили только специалисты. Сейчас мы стараемся использовать свой хлопок — из районов Тэндахо, Аваш, Гамогофо, только станки закупаем за рубежом. Поставили машины-автоматы в прядильном цехе — самый современный теперь цех,— больше стали выпускать тканей, лучшего качества, не сравнить с дореволюционной продукцией...
Обычные для ткацких, прядильных цехов влажная жара и шум кажутся менее заметны благодаря белейшим реющим в воздухе нитям, грудам пряжи, полыхающей всеми красками лета и осени. Вокруг — десятки тоненьких большеглазых девушек в разноцветных косынках и кофточках — ни дать ни взять клумба с цветами. На залитом солнцем дворе фабрики мы присаживаемся на скамейку под громадным цветущим деревом. Рядом, разложив узелки с едой и калебасы — высушенные тыквы — с водой, закусывают женщины. Перерыв.