— Побудьте пока в Баку. Здесь тоже есть что посмотреть,— не раз очень доброжелательно советовал мне товарищ Мамедов.
День, другой наблюдал я четко организованную работу бакинских счетчиков и инструкторов. Ездил по переписным участкам, видел, как трудно шла перепись. Ведь были люди, которые после сумгаитской трагедии вообще никого не пускали в дом, и никакие уговоры, ни милиция не помогали. Перепись — одна из форм проявления свободы, и с этим приходилось считаться. Были счетчики, которые в последний момент отказались помогать переписи — боялись ходить по чужим домам. Все было. Хорошее и плохое всегда рядом. Порой гостеприимство и хлебосольство бакинцев перерастали в проблему времени. Стол с чаем становился едва ли не обязательным атрибутом переписи. А это в конечном счете те самые минуты и часы, которых счетчику отпущено очень мало...
И до чего же интернационален Баку, этот огромный город на перекрестке Востока и Запада! Азербайджанская, русская, армянская, татская, лезгинская речь — все смешалось. Русская речь тут очень своеобразна — распевно-вопросительная. Нигде в России так не говорят. У бакинских выходцев из воронежских, смоленских, пермских краев другим стал не только русский язык, но и образ, стиль жизни — неторопливый, размеренный. Даже панельным домам-коробкам придан свой, едва заметный колорит. Может быть, виноградные лозы (до третьего-четвертого этажа) придали им это своеобразие? Или скромный железобетонный орнамент? Или сами люди? Не знаю.
Люди живут, общаются, перенимают друг у друга понравившиеся черты.
Прошел еще день. И еще...
Я только по Баку и езжу. Визит туда, визит сюда, срок командировки и переписи истекает. В Ленкорань выехать, оказывается, не так-то просто. Вроде бы ничто и не мешает, а билет не купишь. Нужны особые разрешения. Приграничная зона. Наконец купил-таки билет и выехал.
В поездке сразу повезло: соседи по купе явно говорили не по-азербайджански. Другие звуки: не распевно-вопросительные, а короткие, цокающие. Вроде бы внешне попутчики ничем не отличались от азербайджанцев — такие же черные, усатые, со сверкающими глазами. И все-таки отличались.
Спросить? Неудобно.
...В Ленкоранском горкоме комсомола давно так не удивлялись: корреспондент из Москвы? О талышах?
— Есть, конечно, у нас талыши,— сказал секретарь горкома Ильгар Дадашев,— целые деревни. Но сколько их в районе — не могу ответить.
Потом я узнал, что в Ленкорани живут в основном азербайджанцы. Многие люди, особенно те, кто при должности, называют себя именно азербайджанцами. Не раз я сталкивался с одним и тем же курьезом: отец — та-лыш, мать — талышка, а дети — азербайджанцы.
Вагиф Кулиев, заведующий отделом горкома, стал моим гидом и переводчиком в поездках по району. Он тоже считается азербайджанцем, а родители у него талыши. Учился он во Владимире, так что лучшего, чем Вагиф, помощника и придумать трудно — человек знает три языка! На трех — совершенно разных! — языках говорит сегодня Ленкорань. И не заметит этого только глухой.
Азербайджанский язык относится к огузской группе тюркских языков. Раньше письменность его была на основе арабского, сейчас русского алфавита. Русский язык, как известно,— наиболее распространенный из славянских языков. А талышский отличается от русского и от азербайджанского так же, как отличается от них, скажем, эстонский или английский. Фарси (из персидской группы индоевропейской семьи языков), пожалуй, наиболее близок к талышскому. Но не современный фарси, а скорее древне-персидский, потому что на берегу Хазарского моря талыши жили еще в глубокой древности, когда Персия представляла собой несокрушимую силу на Востоке и Ленкорань была ее северным форпостом. Правда, называлась она Ланкон, что означает на талышском и древиеперсидском «дома из камыша».
Если верить путеводителям, выпущенным двести лет назад — а я смотрел книгу, изданную в 1793 году,— и шестьдесят лет назад, то: «В Ленкорани замечательных древностей нет, но район богат древностями...» Специально, видимо, «древности» никто не изучал, находили, например, византийские монеты — целые клады! — находили городища, развалины укреплений, громадные курганы. Впрочем, их и искать не надо было, они на поверхности. И что же? Находки, судя по всему, не вдохновили исследователей.
Так и стояла веками Ленкорань, камышовый город, где хижины с глинобитным полом, улочки и кривы, и пыльны, заборы увиты плющом и колючей ежевикой, а сточные канавы тянулись через весь город к рисовым чекам, что на окраине, и терялись в лесах тростника. Непроходимые заросли камыша, в которых немудрено и заблудиться, всегда окружали город.