— Мы всесторонне рассмотрели ваше предложение и решили вас поддержать, — сообщила ему королева. — Однако осуществление экспедиции возможно лишь после покорения Гранады. Только тогда у нас будут необходимые средства. А пока дон Алонсо де Кинтанилья получит указание выплачивать вам пособие, чтобы вы ни в чем не знали нужды.
От встречи с королевой Колон ждал большего, но и такой итог не обескуражил его.
— В конце концов, — резонно заметил Сантанхель,— стоит ли раздражаться из-за нескольких недель отсрочки, когда позади годы ожидания.
Они сидели вдвоем в шелковом шатре канцлера. Пообедали, но еще не встали из-за стола. Колон вздохнул.
— Меня все еще считают молодым, хотя годы несбывшихся надежд уже посеребрили мою голову, — он наклонился, чтобы показать седые волосы, действительно появившиеся в его великолепных рыжеватых кудрях.
— Не ищите у меня сочувствия, — улыбнулся Сантанхель. — Я весь поседел на королевской службе.
— Гранада! — фыркнул Колон. — Всего лишь город. И ради него откладывается покорение целого мира!
— Успокойтесь. Задержка будет недолгой. Война закончится еше до конца этого года. Владыки знают, что говорят.
— Я буду ждать окончания войны в Кордове вместе с Беатрис. Она поможет мне набраться терпения.
Сантанхель согласно кивнул.
— Вы правы, Кристобаль, поезжайте к ней. Она ждет вас. И... — он помолчал, а затем добавил; — Будьте добры к ней.
Глаза Колона изумленно раскрылись:
— Уж в этом-то вы можете не сомневаться.
Глава 23. Чаша страдания
Наутро после заточения в каменный мешок оба венецианца предстали перед коррехидором Кордовы.
Они стояли перед ним с налитыми кровью от недосыпания и злости глазами, неряшливые, искусанные клопами и блохами. Громогласная речь Рокки, которую тот репетировал едва ли не с полночи, оборвалась на второй фразе сердитым окликом дона Ксавьера.
— Вы здесь не для того, чтобы оглушать меня своими воплями. Будете говорить только тогда, когда вас о чем-нибудь спросят. Вы сейчас в Кастилии, а в Кастилии мы во всем придерживаемся установленного порядка — он обернулся к нотариусу:— Зачитайте жалобу.
Надувшись, венецианцы выслушали перечень оскорбительных выходок, допущенных ими в корчме. Затем их спросили, отрицают ли они предъявленные обвинения.
Рокка попытался воспользоваться представившимся случаем и продолжить свою речь.
— Мы ничего не отрицаем. Но, ваша милость...
Его милость остановил венецианца взмахом руки, а сам глянул на нотариуса.
— Они не отрицают. Сделайте соответствующую пометку. Это все, что меня интересует.
— Но, сеньор...
— Это все, что меня интересует? — прогремел коррехидор. Рокка больше не пытался открыть рта, и дон Ксавьер продолжил: — Судить вас будет алькальд. Уведите их!
— По меньшей мере, вы должны разрешить нам отправить письмо, — ввернул Галлино.
— Вам ничего не разрешено писать до рассмотрения вашего дела алькальдом,— возразил коррехидор.
— А когда мы предстанем перед ним?
— Когда он сочтет нужным назначить суд.
...Суд состоялся через неделю. Грязные, голодные, оборванные, предстали они перед алькальдом. И потому фантастическим показалось утверждение Рокки, что он приписан к посольству Венецианской Республики. А уж требование немедленно вызвать посла Венеции просто вызвало возмущение.
— Вы должны понимать, — сурово заявил ему алькальд, — что посольские привилегии и иммунитет не распространяются на тех, кто грабит и увечит подданных их величеств.
Рокка ответил, что они никого не собирались грабить, наоборот, их самих ограбил тот самый мужчина, в нападении на которого их обвиняют. Алькальд сухо уведомил их, что они ошибаются, но соблаговолил разрешить им отправить письмо. И когда прибыл секретарь посольства, им вернули свободу, получив предварительно письменное обязательство уплатить штраф и компенсацию сеньору Ривере. Далее алькальд милостиво согласился выслушать подробности ограбления, которому они будто бы подверглись, и пообещал рассмотреть этот вопрос с коррехидором.
Как выяснилось, чашу страдания они выпили еще не до конца. Последние капли выплеснул на них венецианский посол.
Федериго Мочениго, крупный, импозантный мужчина, воротя патрицианским носом от запахов, которыми пропитались лохмотья агентов Совета трех, выслушал их печальный рассказ.