На вокзал мы прибыли с двухчасовым опозданием. Разумеется, Марк давным-давно катил по шоссе в сторону Сиракьюс. Помните у Достоевского слова Мармеладова: «Знаете, господа, что значит, когда и пойти-то некуда?» Теперь я точно знаю, каково это.
Перерыв записные книжки, мы звонили всем, кого хоть чуточку знали в Нью-Йорке, но тщетно — в тот вечер был заговор автоответчиков, бубнивших голосами хозяев, что никого нет дома.
В Нью-Йорке наступил вечер — 9 часов. В Москве кое-кто уже просыпался. Наши биологические часы тикали пока что по-московски. Хотелось лечь где угодно, но спать в Нью-Йорке без крыши не рекомендуется: нет гарантии, что проснешься.
Последняя надежда — звоним Бенджамину, у которого предусмотрительно взяли телефон. «Вах! — слышу на том конце провода. — Как это, негде ночевать? У тебя есть грузинский брат в Нью-Йорке! Срочно садитесь на метро и дуйте ко мне в Куинс. Встречу на станции «Драйв-63».
За столом в квартире Бенджи мои глаза то слипались от накатывающегося сна, то расширялись от очередного кавказского (!) лакомства, выставляемого на стол хозяйкой дома Норой. 20 лет эмиграции совершенно не изменили вкусов бывшего тбилисца. Хотя русские слова он начал забывать, но то, как должен выглядеть стол грузина, — не забыл. Не забывали здесь и горских обычаев — за весь вечер ни Нора, ни ее дочь, родившаяся уже в Новом Свете, так и не присели вместе с мужчинами за стол. Бешеная все же сопротивляемость у восточных традиций.
Утром мы позвонили в Сиракьюс. Там нас ждали с нетерпением и посоветовали тут же садиться на поезд. Однако нам в голову пришла идея сделать крюк и заехать в Бостон.
Начинать автостопить из Нью-Йорка — чистое безумие, это даже писатель Керуак признал, воспевший этот способ передвижения. До Бостона билет на поезд стоит 47 долларов, а там мы планировали продать пару статей местным газетам, чтобы поддержать наш бюджет на плаву. Билеты взяли на 2.30 ночи, посчитав этот поезд наиболее удобным — он приходит в Бостон в 8.30 утра. Проболтавшись день по городу, к вечеру мы заглянули в миленький бар с хорошей блюзовой группой, а затем отправились на вокзал. Наверное, логичней было бы взять такси, но мы решили отведать острого блюда под названием «Ночной Манхэттен» и отправились на сабвее.
Нью-йоркскую подземку грех-то и метро назвать — грязно, тесно, душно. Днем интервалы между поездами 15 минут, ночью — все 45. Разумеется, мы запутались в китайской грамоте переходов между станциями и попали на экспресс, который пронес нас мимо нужной Тридцать третьей улицы и остановился аж на четырнадцатой.
Прождав с полчаса поезда в обратную сторону, я предложил пройтись пешком по улице. «Подумаешь, каких-то 19 кварталов вдоль Пятой авеню»,— сказал я бодренько.
Ни одному нормальному человеку в мире не придет в голову гулять в два часа ночи по Нью-Йорку. Видимо, на нас это правило не распространялось. И мы пошли по Пятой авеню — улице, где на углах дежурят отчаянные эмиссары колумбийских мафиози, где слоняются полуодетые девчонки, готовые на все, где океанский ветер носит над тротуаром фальшивые доллары с телефонами секс-затейниц на обратной стороне, где полицейские появляются лишь в машине с задраенными стеклами, а шансы выжить у обычных пешеходов обратно пропорциональны продолжительности прогулки, — здесь на углу Тридцать третьей, в двух шагах от вокзала Пен-Стейшен, нас и подстерег гоп-стоп. Банальнейший нью-йоркский гоп-стоп, или «найф-пойнт», в местной интерпретации.
— Погоди, братан,— услышал я уже на подходе к станции. Стас на своих длинных ногах шел немного впереди и не заметил, как я остановился. Ночным собеседником оказался низкорослый пуэрториканец, шедший некоторое время сбоку от меня.
В голове шумело пиво и мелодии приятного вечера — я недостаточно оценил эту чисто нью-йоркскую ситуацию.
— Привет,— по-американски дружелюбно сказал я ему, — случилось что-нибудь?
— Ага,— ответил он и достал скверно сделанный, не очень ровный нож,— с тобой сейчас случится, если не дашь денег.
Денег!? Вот это номер! Нашел, кого грабить. Сначала я хотел перевести разговор в шутку и посоветовать ему почитать в «Нью-Йорк таймс» о финансовом состоянии моей страны. Но собеседник не особенно желал продолжать дебаты:
— Не даешь денег — я делаю в тебе большую дырку.