— Он мне наготовит,— проворчал капитан.
Так Василий Малыгин оказался на судне «Диана», отправлявшемся в далекие тропики. Самым ценным в его багаже было рекомендательное письмо Российского географического общества к русскому консулу в Нидерландской Ост-Индии.
«Диана» начала свое долгое плавание в мае 1892 года. Через три месяца пути на судне свирепствовала цинга. Отравления зловонной питьевой водой стали повальными. Участившиеся штормы выматывали и без того обессилевших людей. Покойников отпевали наспех. Трупы сбрасывали в море, где их поджидала стая акул — неотступных спутников судна. После Мадейры и Тенерифа капитан изменил курс к берегам Западной Африки, чтобы запастись свежей водой и выторговать лимоны, спасавшие от цинги, в обмен на стеклянные бусы и ножи. Только половина команды достигла берегов Суматры.
Когда на рассвете 156-го дня плавания Василий Малыгин, давно забывший о милости божьей, увидел райские кущи Ост-Индии, он широко и истово перекрестился. Василий был счастлив ощутить под ногами твердую землю, забыть о бесконечной качке, не видеть страшную смерть своих товарищей от цинги и дизентерии, не чувствовать на губах постоянный привкус горькой морской воды.
«Диана» прибыла в тесный, закопченный порт Белаван, где ее с нетерпением ждали. Русские суда славились щедростью, и их всегда встречала толпа нищих и прокаженных. До города Дели (Сейчас этот город носит название Медан. Здесь и далее прим, автора.) Василия согласилась подвезти патрульная голландская служба, прослышав о его визите к русскому консулу — барону Кирнштейну. Барон, всегда готовый услужить законным властям, был известен толстым кошельком.
Он радушно встретил Василия, щедро оплатив его поездку. Опытный и ловкий дипломат, а также не менее ловкий делец, он гордился тем, что русские для него давно стали открытой книгой. «Огромный, сильный,— отметил про себя барон,— и, конечно, не обучен никакой дипломатии. Ну что за несуразный народ — еще империей себя величают, а попроси у такого последнюю рубаху — отдаст».
Барон решил уберечь себя от возможных неприятностей и предупредил Василия:
— Вы, голубчик, поаккуратней с голландскими чиновниками. Приходится считаться — как-никак правители. Колония, увы, их. Местные здесь — народ приветливый, хотя и примитивный. Ну, да сами все увидите. Пройдемте до гостиницы пешком,— предложил он,— здесь недалеко.
Улица, вернее неширокая дорога, была заполнена людьми. В деревянных колясках везли тех, кто побогаче. Барон объяснил, что «бечак» — самый распространенный транспорт в городе.
Кирнштейна многие приветствовали подобострастно, и лишь голландцы — их сразу можно было узнать по цвету кожи и надменным манерам — снисходительно кивали головами.
— Открою вам один секрет,— усмехнувшись, сказал Кирнштейн.— Белый цвет кожи просто магия для местных.
Я знал одного француза, который прожил в долг четыре года! И благодаря чему, вы думали?! Тому, что он — белый, а значит, «туан», господин!
По обочине близко друг к другу стояли небольшие дома, и казалось, все мужчины с утра вышли из дома и сели у дороги, чтобы встретить консула. «В малайских семьях, — рассказал Кирнштейн,— основную работу выполняют женщины, а мужчины в это время ведут долгие беседы и созерцают окружающий мир в ожидании войны или другого события, достойного мужчины».
Около каждого дома росли цветы, издающие резкий, дурманящий запах. Василий шел как во сне, лихорадочно заглатывая жаркий воздух.
Возле большого деревянного здания, похожего на сарай, Кирнштейн остановился и предложил:
— А не пора ли нам, милый друг, подкрепиться?
Дом, названный рестораном, был пропитан запахом джина и пива. В табачном дыму Кирнштейн с трудом отыскал два свободных места. Василий обратил внимание, что старше сорока лет здесь никого не было.
— Это страна для молодых и выносливых,— будто угадав его мысли, заметил барон.— Сюда едут не для того, чтобы состариться, а чтобы побыстрее разбогатеть и вернуться с деньгами в Европу. У меня, увы, бессрочная служба — представлять Россию,— с прусской напыщенностью произнес он, но огорчения в его словах Василий не услышал.
Надменное лицо барона преобразилось, когда к их столику подошел высокий голландец. Кирнштейн вскочил, подобострастно хватая протянутую руку, и поспешил шепнуть Василию:
— Второй человек на Суматре, правая рука Ван дер Валька — главного правителя на острове.
Василий с интересом разглядывал голландца. Чуть презрительная улыбка с опущенными вниз уголками губ заметно портила его красивое лицо.