Через минуту Абиб стоял перед раджой.
— Великий повелитель! — подобострастно начал он.— Решение, которое приняла твоя душа, мудро и справедливо. Девчонка, конечно, заслуживает наказания, но согласно закону ты решил вернуть ее в подлое племя Тоба. О твоем благородстве узнают все на острове, и ты наконец станешь его единственным властителем.
Абиб, искушенный в делах мщения и раздоров, понимал колебания раджи.
— Наши воины отведут девчонку в ее племя и расскажут их убогому радже Имралу, поклявшись могилами предков, что она связана со злыми духами,— продолжал Абиб.— Она пришла к нам ночью, а разве возможно такое без помощи злых духов?! Разве не дух зла толкнул ее убить родного отца?! Трусливый раджа Имрал должен будет убить ее или сделать своей рабыней, чтобы не навлечь беду на все их племя!
Абиб видел, что Сирегар не хочет расставаться с Кардилой. Он всегда был жалким рабом своих прихотей.
— Надо поскорее избавиться от девчонки,— преданно жить свой род, но чем больше рождалось детей, тем ожесточенней мужчины убивали друг друга. И без того немногочисленное население Самосира стремительно уменьшалось.
Три племени поделили остров и ревностно охраняли свои границы. Главный воин самого древнего племени батаков Тоба не раз убеждал своего раджу Имрала заключить мир хотя бы с одним из его врагов. «Посмотри, великий раджа,— говорил он,— наши рисовые поля напоены кровью, а юные жены уходят в могилы со своими убитыми на войне мужьями, не успев дать потомство!»
Но раджи всех племен, обуреваемые жадностью, сластолюбием и непомерным высокомерием, посылали на войну еще не окрепших юношей, так и не узнавших имена своих невест.
Всякий раз главный воин племени с болью за свой род покидал дом. И всякий раз его старшая дочь Кардила дни и ночи ждала его, забыв о сне.
... Третий день не было вестей от отца. Солнце огненным шаром опускалось за горы, предвещая беду. Кардила сидела у распахнутой двери хижины, закутанная в густую сеть черных волос, и с тревогой думала об отце. Вдруг она услышала приглушенный шепот и почувствовала, как кто-то с силой потянул ее за волосы. Обернувшись, она увидела шамана Даку.
— Сейчас ты пойдешь в мой дом, и я расскажу тебе об отце.
Она ощутила тошнотворный запах бетеля, смешанного с пальмовым вином, глаза Даку заволокла мутная пелена дурмана.
— Что ты можешь знать об отце? — с презрением бросила Кардила, и толкнув шамана, вошла в хижину.
— Безумная, ты поплатишься за это! — услышала она вслед.— Твой презренный отец в плену, а ты скоро станешь рабыней.
«Отец схвачен?! Не может быть!» Кардила закрыла глаза и с ужасом представила себе, как завтра раджа племени пак-пак Сирегар прикажет воинам привязать отца к каменному столу, и они начнут стегать его тонкими бамбуковыми хлыстами так долго, что кровь закипит, сердце потеряет свой ритм, а боль обезобразит любимое лицо. Отец, живое божество для нее, отдаст душу врагу! Об этом сразу узнают в племени Кардилы, и тогда она и ее сестры навечно станут рабынями раджи Имрала.
— «Нет!» — яростный крик Кардилы заставил вздрогнуть верного слугу немого Сахо.
Он подошел к девушке и опустился рядом с ней на колени. Глаза их встретились, и он понял, что она решила.
— До рассвета я должна увидеть его,— тихо, но решительно сказала Кардила.
Даже днем найти тропу в племя пак-пак удавалось лишь опытным воинам, а ночью колючие кустарники делали ее совершенно непроходимой.
Как только Кардила скрылась в джунглях, начался ливень. Водяной занавес накрыл ее. Невидимые лианы опутывали ноги, хватали за тунику, страх острыми иголками вонзался в самое сердце. В руках у нее был паранг, который подарил отец. Им она разрубала туго сплетенные лианы и шла вперед. Постепенно дождь стих, затрещали цикады, гибоны начали зычно ухать.
Спасибо отцу, это он научил ее, как отличить шорох птиц от легких, словно дуновенье ветра, движений змеи, как ходить тише, чем падает пожелтевший лист манго; он сделал ее сильной и ловкой. Отец показал ей тропу в племя пак-пак. Вот оно, кривое дерево гевеи — оно состарилось, и в его надрезах не видна белая клейкая масса. Всего одно дерево отделяло Кардилу от вражеского племени. У одинокой хижины сидел дремлющий воин, а рядом к высокой пальме был привязан отец. Она подошла ближе и затаила дыхание. Высокий лоб отца покрывала испарина, глаза, прикрытые веками, прятали боль. Внезапно воина позвали в хижину, и он нехотя направился туда.