Я оделся и вышел на палубу. Волнение усилилось. До восхода солнца и начала погружения оставалось два часа.
В миле от нас я мог различить огни буксира «Ванданк». Отбуксировать «Триест» на двести миль от Гуама было нелегким делом. Он так же мало приспособлен к плаванию в открытом море, как загородная дача к путешествию в космосе. Все, что «Триест» умеет, — это отправиться прямо на дно. Жак Пикар, мой партнер по погружению, находился на борту «Ванданка». Он сын Огюста Пикара, швейцарского ученого, спроектировавшего батискаф. Жак помогал отцу в постройке «Триеста» и с тех пор не расставался с ним. Ни один человек не совершил больше глубоководных погружений, чем Жак, хотя до сих пор никто не может понять, как ему удается разместить в батискафе 198 сантиметров своего роста.
Я взобрался на мостик и присоединился к доктору Андреасу Рехнитцеру, научному руководителю «Операции «Нектон», Это название было дано серии глубоководных погружений в районе Гуама. (Нектон — это морские организмы, которые в отличие от планктона могут плыть против течения.) Когда я подошел, Энди следил за гидроакустическим измерением глубины дна. — Сбросьте еще один, — сказал он молодому матросу, сидящему рядом с ним. Взрыв потряс судно, когда полтора килограмма взрывчатки трахнули под самой поверхностью воды. Энди включил секундомер. Через четырнадцать секунд в его наушниках отозвалось эхо.
Быстрый подсчет сказал нам, что глубина здесь достигала примерно десяти тысяч метров (скорость звука в воде принимается равной 1 440 метрам в секунду).
— Сынок, — сказал Энди, — мы нашли вам подходящую дырку. Одна просьба к тебе: пожалуйста, рассмотри там хоть одно живое существо. Только одно.
Я побрился (не спрашивайте меня зачем) и поднялся на палубу, чтобы сесть в шлюпку. Было уже 7.30, и начинало светать. Дождевые тучи развалились на куски. Шлюпка билась о стальную обшивку судна, то поднимаясь, то опускаясь на пять метров. Я думаю, что забраться в эту шлюпку было самым опасным делом, которым мне пришлось заниматься в тот день.
На «Триесте» двое дожидались нас: мой помощник лейтенант Лоренс Шумакер и Джузеппе Буоно, механик из Неаполя, который так же, как и Жак, не разлучался с «Триестом» со дня его постройки.
Мы обнаружили, что «Триест» пострадал во время буксировки. Испортился телефон, позволяющий вести разговор из камеры с рубкой, находящейся в шести метрах выше. Это значило, что когда мы с Жаном запремся в камере перед погружением, мы не сможем держать связь с Лэрри и Буоно, которые еще будут в рубке. Мы будем совершенно изолированы от мира до тех пор, пока батискаф не погрузится и не начнет работать подводный телефон. Измеритель вертикального течения, с помощью которого мы собирались точно вычислять скорость нашего подъема и спуска, также был оторван морем.
Камера, видимо, неплохо перенесла путешествие. Перед выходом из Гуама мы наполнили ее 40 мешками кремнезема, чтобы сохранить инструменты сухими. В результате снаружи влажность была порядка 85 процентов, а внутри только 12 процентов.
Жак и я спускаемся в камеру. Потом все трое — Буоно снаружи, а Жак и я изнутри — начинаем закручивать люк. Мы давим на болты до тех пор, пока из зазоров не выдавливается машинное масло.
Через оконце в крышке люка Жак дает знак Буоно, что все в порядке. Мы видим, как Буоно поднимается по трапу. Через минуту он открыл клапан, а еще через три минуты шахта наполнилась водой. Мы были изолированы от всего мира.
Процесс погружения и всплытия батискафа довольно сложен. Морская вода и чугунные болванки служат балластом, а бензин (который легче воды) обеспечивает плавучесть. Сейчас наверху Лэрри и Буоно открыли камеры для балласта, их тут же заполнили две тонны морской воды. Если мы все рассчитали правильно, этих двух тонн будет достаточно для нашего отправления на дно. Так оно и произошло. И произошло настолько быстро, что Лэрри и Буоно еле-еле успели спрыгнуть с «Триеста» в резиновую лодку.
Профессор Огюст Пикар: До сих пор полагали, что на большой глубине слои воды не перемещаются в вертикальном направлении. Поэтому на многих международных конференциях, посвященных вопросам атомной энергии, некоторые государства предлагали уничтожать отходы атомной промышленности путем их погружения в глубины океана. Жак Пикар и Дон Уолш, находясь на борту глубоководного батискафа «Триест», проникли в глубочайший район океана установив абсолютный рекорд погружения. С борта батискафа ими была замечена рыба. Это свидетельствует о существовании подводных течений в вертикальном направлении: для живых существ необходимо, чтобы в воде имелся кислород, и его приносят на глубину течения, идущие от поверхности. Это доказывает, что очень опасно погружать радиоактивные отходы на глубину, потому что отсюда они могут подняться на поверхность.