На поляне стоял мамонт.
Гигантский зверь, не меньше четырех метров высоты. Он был неподвижен, только хобот извивался над костром, выделывая в нагретом воздухе какие-то петли, круги, восьмерки.
Помню, что первым моим движением было выхватить наган. Но, к счастью, я сдержался. Сообразил, что револьвером тут не поможешь.
Между тем в позе мамонта не было ничего угрожающего. И Виктор вовсе не выглядел обеспокоенным. Лежал на спине и улыбался, губы его шевелились, он что-то говорил мамонту.
Несколько минут я смотрел на них. Неожиданно живая гора двинулась, мамонт протянул хобот к Виктору. Замер я. Но ничего страшного не произошло. Виктор поднял руку, засмеялся и потрепал мамонта по хоботу. Мамонт снова качнулся и, повернувшись к костру, .принялся описывать над огнем свои круги и петли.
Я обошел костер и поляну стороной и, зайдя за спину Виктора, опустился рядом с ним на парашют. У меня было инстинктивное чувство, что не следует самому подходить к мамонту, а Виктор должен меня ему представить, как очень важному и значительному гостю.
Виктор обернулся ко мне. У него было мокрое и совершенно счастливое лицо.
— Мамонт, — сказал он. — Видишь, мамонт.
Увидев меня, мохнатая громадина пришла в движенье. Тяжелые ноги переступили, глянцевитые увесистые бивни проплыли в воздухе и повисли надо мной. Протянулся хобот, розовый на конце, и откуда-то с самого верха горы посмотрели два маленьких старых и умных глаза.
— Не бойся, — услышал я голос Виктора. — Он совсем ручной.
В лицо ударила струя воздуха. Мамонт выдохнул, и хобот убрался, бивни поплыли назад, зверь повернулся к огню.
Он был так велик, что только хобот и глаза ощущались живыми, а все остальное казалось каким-то огромным механизмом.
— Но ведь это мамонт,— сказал Виктор. — Это не бред, верно? Мне сперва казалось, что я брежу. Он пришел днем и постоял тут.
— Мамонт, — ответил я. — Какой же это бред? Настоящий мамонт.
Мы смотрели на мамонта, потом друг на друга, и вдруг мною овладел припадок какого-то глупого смеха. Это было слишком неожиданно, парадоксально, нелепо. Это ломало привычные представления. Мамонты вымерли много тысяч лет назад. Каждый школьник знает, что мамонт — это «ископаемое животное, в самом начале четвертичного периода населявшее Европу, Азию и Северную Америку и являвшееся современником первобытного человека».
И вот теперь «ископаемое» стояло рядом с нами и вертело хоботом над разложенным мною костром.
Неестественно. Даже глупо. Все равно, что увидеть летящего по небу Георгия Победоносца с копьем или, например, архангела.
Наверное, эта нелепость и вызвала у меня дурацкий смех.
Виктор тоже начал смеяться. У него тряслось все тело и дергалась больная нога, но он че мог остановиться.
Мамонт покосился на нас и оттопырил маленькие, поросшие шерстью уши.
Насмеявшись, мы, наконец, успокоились и, вытирая слезы, посмотрели друг на друга.
— Об этом надо скорее сообщить, — сказал Виктор.
— Как можно скорее, — согласился я. — Представляешь, какая сенсация?
Теперь я внимательно рассмотрел мамонта. Конечно, он был гораздо больше всех слонов, каких я видел в зоологических садах или в цирке.
Глаза только сначала показались мне маленькими. На самом деле они были гораздо больше человеческих. Умные и немного усталые. Казалось, мамонту, такому гигантскому и неуклюжему, неуютно жилось на свете.
Удивительными были клыки. Два огромных серых кольца, каждое килограммов в семьдесят, а может быть, и больше. Они так загибались назад, что кончиками едва не вонзались в морду мамонта у самого основания хобота. Большой горб делал гиганта похожим на зубра. Макушка заросла особенно густой и длинной шерстью, будто мамонт по самые глаза нахлобучил меховую шапку.
Вообще он был одет как раз по сезону.
Интересно, что он почти совсем не напоминал слона. Все крупные животные в Индии и в Африке — слон, носорог, бегемот — голые. Это делает их какими-то чужими для русского человека. А этот зарос густой рыжеватой шерстью, мохнатый, лохматый — наш, северный, российский зверь, словно немыслимых размеров медведь, только с хоботом и бивнями.
Мы смотрели на мамонта, а он все стоял над огнем. Наверное, ему нравилось ощущать непривычное тепло костра.
Проснувшись утром, мы с Виктором увидели, что наш гость ушел.
Вся поляна была изрыта, а на юго-восток между елками тянулись круглые, полметра в поперечнике следы.