В ночь на 14 августа установился почти полный штиль. Утром, глядя на ленивую зыбь, мы решили, что можно пока пользоваться «Двойкой» как плавучим якорем (на большее она теперь не годилась) и в ожидании ветра спокойно заканчивать последние приготовления.
Постарались навести хоть какой-то порядок на палубе. На скользких бочках с трудом укрепили мачту под углом 75°, на полинезийский манер. Затем последовал прощальный визит на «Двойку», которая к этому времени напоминала подводную лодку.
Окончание следует
Бенгт Даниельссон
Сокращенный перевод со шведского Л. Жданова.
Рис. С. Прусова
Журавль - птица редкая
На фене серо-коричневого болота, примерно в полумиле от нас, мы смогли разглядеть два белых пятна. Даже здесь, среди широких, почти бесконечных просторов техасского побережья, они казались большими, фантастически большими. И все же, без сомнения это были птицы, огромные белые птицы.
— Вот они — прошептал я Фреду Труслоу. — Вот твоя первая пара журавлей.
Сгибаясь и прячась за кронами низеньких дубов, мы осторожно продвигались к ним.
Когда расстояние сократилось до четверти мили, мы остановились для тщательного осмотра. В зрительную трубу можно было различить карминовую полоску голой кожи на затылке птицы, широкие усы из жестких черных перьев у клюва.
— Не подойти ли ближе? — прошептал Фред.
— Ни в коем случае, — ответил я, — только стой и смотри.
Фред все же сделал пару шагов в сторону, показавшись из-за ветвей дуба. Тотчас же самец поднял голову и посмотрел прямо на нас. Самка повторила его движение, и обе птицы сделали шаг или два в противоположном направлении.
Внезапно самец издал крик — пронзительный, напоминающий звук горна, сигнал тревоги. От этого крика мурашки побежали по спине.
«Курлы! Курлы-ы!» Голос самки отразился эхом секундой позже.
Когда Фред прокрался на старое место, птицы вытянули свои огромные атласно-белые с черной каймой крылья, пробежали несколько шагов и взлетели. По прошлому опыту я знал, что они улетят по крайней мере за милю, оставив между собой и нами полосу или две чистой воды.
Затем они начнут снижаться, медленно и грациозно хлопая мощными крыльями, чтобы затормозить свои полет, а приземлившись, пробегут несколько шагов со взъерошенными перьями. Фред следил за улетающими журавлями с благоговением.
— Какая птица, — сказал он, — какая птица! Все это происходило в середине октября 1958 года в Аранзасском заповеднике возле города Остуэлл, в штате Техас, на зимовье единственной оставшейся в мире стаи американских журавлей.
Мы прибыли в Аранзас неделю назад, еще до того как огромные птицы начали прилетать со своих северных гнездовий. Целыми днями лазали мы вдоль побережья и по солончакам и только 19 октября ясным солнечным воскресным утром обнаружили эту нашу первую пару.
В апреле журавли оставили Техас и устремились к своим гнездовьям в северных районах Канады, в 8 тысячах километрах отсюда. 26 журавлей было в этой стае — все дикие американские журавли, жившие в этот момент во всем мире. Теперь шесть месяцев спустя, они возвращались назад. Сколько их будет? Сколько сумело перенести лето в глуши дальнего севера, сколько избежало опасностей долгого перелета?
И что важнее всего: сколько птенцов было высижено и выращено и какая часть из них сумеет добраться до техасского побережья?
Каждое утро, взбираясь на наблюдательную вышку, мы с надеждой осматривали окрестности Озера Мустангов. Мы совершали по крайней мере два ежедневных маршрута по Восточнобережной дороге, откуда хорошо обозревались 5 тысяч акров открытых озер и болот.
Постепенно стая собиралась. 21 октября прибыла пара с птенцом — первым журавлем из выводка 1958 года!