— А вам не страшно одному?
— Нет, — сказал Патрик. — Меня обязательно предупредят, если партизаны подойдут близко. Ведь горцы скрупулезно выполняют свои обязательства.
— Сколько же деревень вы поселили вокруг базы?
— Большинство деревень района. Для их же, кстати, пользы. Да и нам удобнее их защищать.
Ворота в ограде из торчащих во все стороны бамбуковых копий были открыты. Лейтенант и Никольс перебрались через мостик и оказались на небольшой вытоптанной площадке, окруженной хижинами. В деревне было пусто. Какая-то старушонка поднималась вслед за ними, таща вязанку хвороста. Черная узкая юбка опускалась ниже колен; икры ног были обмотаны белыми тряпками. Она тихо поздоровалась с американцами и нырнула в ближайшую хижину. Оттуда послышались голоса, и на свет выбрался мужчина средних лет, со впалыми щеками, глазами, глубоко упрятанными под густыми черными бровями.
— Колдун, — шепнул Патрик журналисту и, улыбаясь, устремился навстречу.
Пока они разговаривали, Никольс оглядел деревню. В центре стоял марао — общий дом, длинное сооружение на высоких сваях. В таком доме спят мальчики и девочки «же» — местного племени, пока не достигнут семи лет. Здесь останавливаются и гости деревни. Остальные хижины столпились вокруг марао.
Никольс заглянул в одну из них. Девушка ткала на ручном станке. Двое малышей, заметив гостя, спрятались за ее спину.
Подошел Патрик.
— Не понравился мне сегодня колдун, — сказал он. — Говорит о плохих приметах.
— О каких?
— Говорит, сегодня была радуга. Горцы верят, что на конце ее живет злой дух Янг Грианг. Он пьет воду из реки и поит ею души убитых. А души убитых бродят по лесу, и не дай вам бог встретиться с такой душой.
— Вы так расписывали свою деревню и ее гостеприимных жителей, что я уже мысленно представил себе колоритную сцену. «Любимый-Племенем-Большой-Белый-Брат-Прибыл-После-Долгой-Отлучки». Где же торжественная встреча?
— Вы что ж, принимаете меня за мальчишку, начитавшегося Фенимора Купера? Мне не до шуток, мистер Никольс.
— Какие уж тут шутки! Стоит сопоставить предупреждение колдуна и слова подполковника...
Девушка, ткавшая в полутьме хижины, подняла голову и спросила о чем-то лейтенанта.
— О чем она?
— Спрашивает, не могу ли я достать мяса.
— А их охотники?
Патрик медлил с ответом. Все, что успел увидеть Никольс, разрушало стройную и незыблемую концепцию, управлявшую действиями лейтенанта, основу его мировоззрения: «Он, лейтенант Патрик, приехал из Америки, чтобы помочь горцам бороться с коммунистами. Он взял их под свою защиту. Горцы за это не могут не испытывать искренней благодарности».
Никольс настаивал:
— Так что же охотники, почему они не приносят мяса?
Патрик пожал плечами, но тут снова заговорила девушка.
— Переведите мне, — настаивал Никольс. — В конце концов я могу рассчитывать на доверие со стороны соотечественников.
— Она говорит, что рис еще не созрел, и они едят неспелый, потому что голодают. А посевы портят дикие свиньи. Но охотники не могут уйти в лес за свиньями... Понимаете, Никольс, они боятся вьетконговцев.
— Этого она не говорила.
— Это я говорю. Я знаю, что говорю!
— Пух-пух? — обратился Никольс к девушке. — Вьетконг?
Девушка отрицательно покачала головой. Она показала на холм, где расположился лагерь.
— Не выворачивайтесь, лейтенант. Меня трудно провести. Почему командование не разрешает им охотиться?
— Потому что выстрелы могут привлечь вьетконговцев. А все мужчины-горцы мобилизованы и сидят в казармах! Думаете, мне легко им это объяснять? Ведь они все равно, что дети, никак не могут сообразить, что другого выхода пока нет...
— Не кричите, лейтенант. Вы перепугаете всю деревню. Что ж получается: вы платите горцам-солдатам, а жрать деревне нечего. Правильно?
— Да.
— А спекулянты привозят сигареты и выпивку?
— Да.
— И ваши милые друзья ждут не дождутся, когда придут так ненавидимые якобы ими вьетконговцы.
— Ну уж это нет!
— Чего уж там. Все ясно. Вы сселили их в кучу вокруг лагеря, лишили охоты, уменьшили поля не потому, что они боятся Вьетконга, а потому, что боитесь его вы и ваше командование.
— Что командование! Я живу здесь, в деревне. И когда им плохо, плохо и мне. Когда они голодают, я делюсь с ними последним, они это понимают, должны понимать!
Никольс вышел из хижины первым. Как это там говорил подполковник? Горцы разрываются между христианством и анимизмом, между Вьетконгом и Сайгоном?..