— Вьетконговцы нападают на деревни?
— На базы... Но они мобилизуют горцев в качестве носильщиков и вообще...
— А если бы обнаружилось, что эта деревня симпатизирует Вьетконгу?
— Мы бы провели разъяснительную работу, убедили бы их...
Староста ждал на площади у марао. Он оказался немолодым полным мужчиной. На голове повязан такой же черный тюрбан, как и у колдуна.
— Извините, — сказал он на плохом английском языке. — Я был занят в поле и не знал о вашем приезде. Я очень рад, что вы приехали. Я покажу вам своих внуков. Баях! Буул! Бил! Ек!
Четверо мальчишек выбежали из-за хижины, будто прятались там, за углом, ожидая зова.
— Знаете, что обозначают их имена? — спросил Патрик. — Первое — Змея, второе — Ящерица. А два последних — Пьяница и Навоз. Неблагозвучно?
— По крайней мере странно.
— Не странно, — засмеялся староста. — Злые духи не любят плохих слов. Зачем злому духу селиться в мальчике, у которого такое плохое имя? И мальчик здоровый, веселый. Добрые духи сильнее злых. Но они заняты своими делами и забывают о людях. А злые всегда помнят.
Староста, извинившись, ушел.
Никольс спросил Патрика:
— Вы должны хорошо знать мифологию племени?
— Здесь без этого не обойтись. Это часть моей работы. Горцы — как большие дети. Плохая примета важнее, чем тысяча разумных доводов. В прошлом году они подняли бунт из-за новых налогов. Его удалось подавить бескровно. Вернее, почти бескровно. Присядем здесь, в тени. Вам интересно?
— Разумеется.
— Так вот, восстали ударные батальоны — основная наша надежда в этих краях. Их колонны, вооруженные нами же, арестовав, а кое-где и перебив сайгонских офицеров, пошли к районному центру. Координация действий была завидная. Мы заподозрили даже, что не обошлось без Вьетконга. В любом случае армейские рации, а они есть в каждом батальоне, сослужили повстанцам отличную службу. В некоторых лагерях наши люди растерялись, упустили инициативу. У нас в лагере было не так. Наш командир, майор Коэн (он сейчас в отпуске), увидев, что капитана Тыонга и других сайгонцев арестовали и батальон собирается выйти на соединение с остальными силами, вышел к горцам и напомнил их командиру, что они с ним побратимы. Потом рассказал, что ждет горцев, когда восстание подавят. Но, поверьте, на самом деле им ничего не угрожало. Это была лишь психологическая атака. Потом с моей, правда, помощью он призвал колдуна. Тот нашел выход. Договорились о торжественной церемонии, принесли жертвы и так далее. Не прошло и двух часов, как пленный капитан Тыонг стал побратимом и моим, и главаря восставших. Они надели браслеты, такие, как у меня. А слово горцы держат крепко. Не будешь же воевать с побратимом. Колдун оказался на высоте — не подвел нас. Теоретически он мог сказать, что духи против такой церемонии... В общем, приходится учитывать все. И духов, и тех, кто ими управляет.
— Значит, в ваших краях восстание так и не началось?
— Да. А в районе тоже действовали наши парни. Один отряд припугнули плохой приметой. Другой отряд еще чем-то. К концу дня был покой и порядок. Теперь вы понимаете, почему я осуждаю вашего друга подполковника?
— Так-то оно так, но ведь вы, Патрик, ориентируетесь только на отсталость горцев, помогаете колдуну удерживать их где-то в каменном веке.
Староста снова подошел к нам.
— Я прошу вас в мою хижину, разделите со мной обед.
— Пойдемте, — сказал Патрик, поднимаясь. — Кстати, учтите еще один обычай: если вы откажетесь пить вместе со старостой, это значит, что вы желаете ему смерти.
Никольс возвратился в лагерь, когда солнце уже склонилось к голубым горам на горизонте. Подполковника не было. Он улетел в Контум — восстание оказалось серьезнее, чем он предполагал. Никольс был пьян — он боялся обидеть хозяев и много выпил, хотя совсем того не желал. В ушах его продолжал звучать монотонный голос колдуна, рассказывающего о том, как он исцеляет больных с помощью пауков. Патрик сидел тогда молча, не перебивая колдуна. Видно, дружба с ним была для Патрика куда важнее медицинских истин. Эта продувная бестия позарез нужна и Патрику, и спецсилам. И все-то ты врешь, Патрик, — и про свою жертвенность, и про доброту свою. Только кого ты собираешься обманывать: меня, журналиста, или себя тоже? Никому-то ты здесь не нужен. И может быть, прав подполковник, который устал и не скрывает того, что устал, что все надо послать к черту и уйти отсюда...
Уже в Сайгоне Никольс встретил подполковника. Он не удивился встрече. Не удивился и перевязи, на которой висела рука подполковника. Они сели под самым феном, разгоняющим липкий воздух. Подполковник сказал: