Твердые позиции в алжирском вопросе с самого начала были только у нас, коммунистов. Мы всегда отстаивали независимость Алжира и словом и делом. Потому-то нам нетрудно было предположить, что оасовцы всю свою злобу направят на нас.
В тот вечер мы сидели в редакции, человек пять, и заканчивали макет номера. Утром его должны были отнести в типографию. Кто-то правил корректуру, кто-то прикидывал шрифты для заголовков — дым коромыслом... впрочем, что рассказывать! Журнальная кухня, одним словом. В этот момент раздался звонок. Беру трубку.
Слышу голос одного знакомого парнишки. Тогда ему было лет четырнадцать. Из «черноногих», переехал во Францию с родителями. Хороший паренек, честный. Написал нам в редакцию запальчивое письмо; мы с ним встретились раз, потом еще. Вижу — ищущий, искренний парень. Так вот, звонит он, по-видимому, из кафе; рядом орет телевизор, голоса, посуда звякает.
— Пьер, — говорит, — к вам завтра на рассвете гости собираются... Ты хорошо слышишь меня?
— В редакцию?
— Ага.
— Значит, говоришь, гости?
— Может, на библии поклясться?
— Да нет... А много их? Не знаешь?
— Похоже, много.
— Ну ладно. Спасибо, что порадовал. Если еще что узнаешь, позвони, договорились?
Что было делать? Можно быстро собрать вещи и разойтись. Но они на это и рассчитывали. После их погрома пришлось бы искать другое помещение, что не так просто. Да и обидно отдавать им на разграбление свою редакцию. Попробовать позвонить, в полицию? Попробовали.
— Из какого журнала? — спрашивают. — А-а... Откуда вам известно, что на вас собираются напасть? Может, разыгрывают? Хорошо, если действительно начнутся беспорядки, мы пришлем наряд.
Вмешиваться, было ясно, они не спешили. Тем более, я уверен, они знали обо всем из своих «источников».
Словом, на полицию рассчитывать не приходилось. Надо было защищаться своими силами. Нас пятеро, в том числе одна девушка. А сколько явится погромщиков? Черт его знает.
Звоню секретарю партийной ячейки нашей типографии. Если к нам на подмогу подоспеют рабочие, эта трусливая банда не посмеет сунуться. Но сейчас уже вечер, около одиннадцати вечера, сумеет ли он найти кого-нибудь?
— Вы сможете продержаться хоть какое-то время? — спрашивает он меня. — Я сейчас же начну собирать наших.
— Постараемся, — отвечаю.
Та ситуация помогла многое выяснить. Мы с Сэми, моим другом, вдвоем сели на телефон и стали звонить подряд всем, кого знали или кто хоть как-то был связан с журналом. Представьте себе: тихий вечер, человек лежит на диване с книжкой в руке, подумывая, не пора ли уже и спать, и вдруг раздается звонок, коротко излагается суть дела, и ему надо, не раздумывая, дать ответ: да или нет. Это не так просто сделать. Тем более что любому ясно: от наших незваных гостей не дождешься снисхождения. Пырнуть ножом или изуродовать лицо кастетом — для этой публики в порядке вещей. И остановить их, как хищников, может лишь одно — страх.
Все это подразумевалось, так сказать, за кадром каждого телефонного звонка. У меня на столе лежала записная книжка, и я звонил всем подряд от «А» до «Z». Это были молодые рабочие, студенты, выпускники лицеев, даже коммерсанты...
Это поразительное чувство — твердо знать, что ты можешь на кого-то рассчитывать. Такие моменты запоминаются надолго.
А дальше было следующее. Мы подождали, пока соберутся все наши. Пришло человек двадцать. Это уже кое-что значит. Забаррикадировали дверь. Здание, как я уже говорил, двухэтажное. В первом этаже — продуктовый склад. Наверх вела лестница с отдельным входом. Мы заперли парадную дверь и завалили ее столами и пустыми ящиками с чердака. Кто-то нашел там с десяток пустых бутылок из-под шампанского. Мы наполнили их землей — получились «гранаты». Мне рассказал об этих метательных снарядах один товарищ, который отбивал в Париже здание газеты «Юманите» от фашистов в тридцатых годах.
Часам к трем утра закончили приготовления. Теперь оставалось ждать. Погасили свет, чтобы лучше видеть улицу. Ждем. Напряжение было таково, что мы почти не разговаривали. Да и о чем? Все ясно и так, Мы здесь. Они там.
Был ли страх... Пока ждали, пока была неизвестность, наверное, был. Не боится ведь тот, кому нечего терять. А у нас не тот случай.
...Они появились около пяти утра. Кучками шли с разных сторон, нахохлившись, хмурые, вырванные из сна, а от этого еще пуще злые. Я смотрел из окна, как они шли. Их было около полусотни, не меньше. Уверенные в полной безнаказанности — ведь их так много.
Остановились на противоположной стороне, посовещались. Управляли там, я заметил, двое. Один в берете парашютиста, второй — в дорогом, верблюжьей шерсти пальто и темных очках, видимо, не хотел, чтобы его узнали. Парашютиста-то я уже знал — пару месяцев назад он со своей бандой пытался ворваться в здание кинотеатра, где мы проводили митинг. Но тогда его отшили... Сейчас, видимо, он думал взять реванш.