В остальном же жизнь горцев почти не изменилась, разве что отныне нельзя было воевать с соседними деревнями, особенно если поблизости располагался полицейский пост.
Среди всех проблем — больших и малых, с которыми столкнулось юное государство, самые трудные связаны с племенами, что живут в горах, где долина от долины отделена тысячелетней враждой.
Стадия «Кибелонглок»
Самолет из столицы — Порт-Морсби в Гороку летает раз в неделю. В новогвинейских условиях это вполне заслуженно называется «постоянной связью». И Горока, которая в других местах была бы малозаметной деревушкой, куда сходятся для торговли люди из разных племен, здесь считается крупным центром, достойным нанесения на карту.
Самолет резко идет вверх, делает круг над болотистым побережьем и набирает высоту. Внизу бесконечно тянется зеленый ковер джунглей. Сверкнет и исчезнет в зелени узкая река, — только так и заметишь ее под крышей сросшихся крон деревьев. Заросли покрывают обширную территорию племени куку-куку, мало кому известный мир, где идет неустанная война, где говорят на непонятном языке, непохожем на языки соседей. На лицах пассажиров-папуасов написан ужас. Боятся они не полета — не будь самолетов, вряд ли они попали бы в столицу, на побережье,— к полетам здесь привыкли. Нет, причина ужаса в другом: именно отсюда, из земли куку-куку, издавна приходили самые страшные враги. Ведь на Новой Гвинее детей отродясь пугали племенем куку-куку, и эта угроза была куда действеннее, чем все буки, черти и домовые для детей в далекой Европе. Целые племена бежали в страхе перед куку-куку, и до сих пор необитаемыми остаются территории величиной с две-три Дании. Высоко над туманом и облаками внезапно появляются светло-серые горы, и солнечный свет отражается от «их с удвоенной яркостью. По фюзеляжу хлещут тяжелые капли дождя. Барабанит по иллюминаторам град. Пассажиры-папуасы, всю одежду которых составляют лишь шорты, дрожат от холода. Самолет проваливается в воздушные ямы, моторы надсадно воют.
Вдруг тучи исчезают, и какое-то время самолет летит над залитой солнцем долиной, где виднеются несколько разбросанных у подножия гор хижин — единственное свидетельство присутствия человека. И снова тучи и дождь. А через четверть часа — опять долина. И опять горы. С самолета становится понятным, почему разные племена в этих краях могут жить рядом тысячи лет — и не знать ничего о существовании соседей. Австралийские географы придумали для этих мест выразительное название: «Broken-Bottle land» — «Страна битых бутылок».
Представьте себе бутылку с отбитым горлом. Дно ее осталось целым, и его окружают отвесные стенки с острыми краями — именно так выглядят с самолета бесчисленные долины.
Взлетно-посадочные полосы, шириной метров в двадцать, размещаются на наиболее пологих склонах гор. Некоторые из них столь коротки, что пилот стартует прямо встречь отвесной стене, успевая взять штурвал на себя в самый последний момент.
Горока потому и стала столь значительным центром, что в ней нашлось место для приличного аэродрома. Самолеты доставляют сюда продукты цивилизации с побережья: ткани, лопаты, ножи, соль. Отсюда их развозят машины — покуда дороги хватает — до деревень Каинанта и Окапа, а оттуда разносят по долинам.
И чем дальше уходят товары от побережья, тем сильнее меняются их цены, а также и деньги, которыми за них платят.
На побережье — австралийские доллары. Впрочем, там принимают и деньги из раковин. Чуть дальше уже в ходу только раковины и металлические монеты; бумажный доллар теряет всякую ценность. Когда несколько племен у подножия горы Хаген продали часть своей земли австралийской администрации, деньги им были доставлены на самолете в тридцати четырех гигантских мешках, туго набитых новенькими монетами достоинством в один цент.
А дальше — в районе Гороки — действует совершенно иная валютная система: «кибелонглок». Здешние люди не принимают уже ни монет, ни ракушек (они используют их только в качестве украшений, то есть в качестве товара как такового, а не всеобщего эквивалента стоимости). Для расплаты с носильщиками употребляются спички из расчета шесть коробков — десять центов. А тридцать центов (и, таким образом, восемнадцать коробков спичек) — это «кибелонглок». «Ки» — от английского слова «ключ», «лок» — «замок», а вместе «ключ-и-замок». Это действительно замочек, вроде тех, что вешают на почтовые ящики. У папуасов невесть когда завезенные замочки, совершенно ненужные в бамбуковых хижинах, превратились в символ богатства. Ключи женщины носят на шнурке на шее, а замки, соединенные в цепь, прячут дома. Чем цепь длиннее, тем человек богаче. Замки превратились в такие же символы социального статуса, как в Европе и Америке норковые шубы и автомобили последних марок.