— Вася, держи телевик шире, блондинка скоро появится...
Вася улыбается, он верит — долготерпение в конце концов вознаграждается.
Но проходят дни, и вот последний совместный день нашего поля. Ребята уходят на восток, в ближний поселок, а я остаюсь. Со мной все оборудование, все имущество, образцы грунта. Идут они налегке, даже без спальных мешков, потому что чертовски трудно вверх-вниз по горам с тяжелым грузом на спине, да и резиновая двухместная лодка не выдержит много, а все прижимы придется обходить по морю на веслах, на резиновой «двухсотке», которая капризничает на волне. Втроем, с грузом и без груза, нам путь не осилить, лодка рассчитана на двоих. Да и с грузом должен кто-нибудь остаться. Бросать оборудование, имущество, находки — это наверняка подвергнуть их риску быть испорченными медведями, да и от любопытства постороннего человека лучше застраховаться понадежней, бывало всякое. Бросаем жребий.
Выходит, что остаться должен я. Сидеть и ждать — теперь это моя основная работа. На другой день после прихода в поселок ребята должны послать за мной вельбот.
Мы прощаемся, и у всех грустное настроение: я волнуюсь за ребят, а они думают обо мне.
Идет дождь. Говорят, в таких случаях это хорошая примета.
— Рыжебокой привет! — кричит мне Виталий.
Поселок заброшен уже давно. Два колхоза объединились, и чукчи переселились в другой, где богаче охота, больше нерпы и моржа, да и расположен он лучше. Этот, покинутый, далеко от вездеходных и тракторных дорог, а потому песец тут есть, и зимой тут охотятся, вот и дома стараются поддерживать — дом в тундре всегда пригодится бродячему человеку, будь то геолог, пастух, охотник или журналист. Был бы человек хороший да берег бы жилище.
Я облазил все дома, их было не больше двух десятков. Нашел пачку вермишели — оставил кто-то из охотников еще прошлой зимой. Нашел толстую книгу без обложки из жизни шахтеров. Нашел керосиновую лампу без стекла. Ночи темные, и лампа очень пригодилась.
Вместо стекла в лампе приспособил пустую стеклянную банку из-под консервов. Лампа получилась отменной. Я ее подвесил к потолку. Стало как в каюте, и я почувствовал себя матросом на лишенном парусов бриге.
Жизнь шла своим чередом. По утрам я садился в дюральку, переплывал на веслах бухту, проверял сеть. Шел голец. Солил я его и вялил, готовил впрок. Соорудил даже малую коптильню. В заброшенном складе было много ящиков соли, пригодилась. Мой чердак был увешан вяленой, сушеной, копченой рыбой.
Каждый вечер на поселение надвигались туманы. Туманы шли с моря, и из тундры, и откуда-то сверху — отовсюду шли туманы, я просто задыхался в них.
В один такой туманно-тоскливый вечер я мыл котелок в ручье, очищал его от остатков ухи, чтобы вскипятить чай. Набрал воды и вдруг заметил у крайнего дома серые тени. Пригляделся — это были медведи. Осторожно, стараясь не шуметь, не привлекать их внимания, пошел по тропинке домой. Принес всего полкотелка — спешил.
Медведи были от меня через два дома. Рыжебокая и малыши. Медведица ходила вокруг дома, что-то вынюхивала, потом поднялась на задние лапы, передними уперлась в наличник, казалось, она заглядывает в окно. Один малыш суетился рядом, а второй быстро залез по лестнице на крышу и устроился на коньке, посматривая на братца и как бы приглашая поиграть.
Медведица подошла к лестнице, стала на задние лапы и начала ее царапать, очевидно приказывая малышу спуститься.
А если они вздумают поиграть на моем доме? Наверняка учуют рыбу на чердаке.
Я свалил лестницу, ведущую на чердак. Опрокинул бочку с керосином и покатил ее так, чтобы керосин проливался на тропу — возможно, запах керосина отпугнет гостей. Поставил бочку в дверном проеме — от нее ужасно несло, приготовил топор и два фальшфейера.
Медвежата уже были на земле. Они что-то не поделили и принялись возиться. Мать не обращала на них внимания.
Надо было отпугнуть их, не позволить идти по тропе мимо моего дома, и я начал стучать в бочку топором. Керосина там было немного, и железная бочка звучала звонко.
Медведица встрепенулась, подняла голову, искала, откуда звук, и увидела меня. Не скажу, что я почувствовал себя очень уверенно.
Наверное, она была удивлена. Еще бы! На ее территории — чужой. Она не торопилась уходить. А медвежата на стук не обращали внимания. Стоя на задних лапах, они обхватили друг друга, но никто из них не поддавался — силы, наверное, были равными. Они переминались с ноги на ногу, а я стучал в бочку. Стук был ритмичный. Я представил себя со стороны: растрепанный бородач стучит топором в бочку, бросая опасливые взгляды в сторону медведицы, а два ее детеныша под эту музыку танцуют.