Круторогие козлы Индии, Монголии, Алтая. Они похожи друг на друга и по стилю, и по технике изображения. В «Знаках Гесэра» они превратились в некий обобщающий символ. В символ древних народов, чем-то связанных друг с другом, в символ общих путей этих народов. И все-таки «не будем делать выводов», я бы добавила — поспешных.
От Кара-Тюрека вновь протянулись нити в большой и сложный мир Центральной Азии...
Под этой скалой останавливались чабаны и укрывались овечьи отары. Земля носила следы костров, почва была щедро унавожена, и ее мягкий слой вплотную подходил к основанию скалы. Сколько лет рос этот слой, постепенно скрывая то, что было внизу, оказать трудно. Мне пришла мысль покопать у самого основания. И я была вознаграждена. На освобожденном от земли камне стали возникать линии. Линии складывались в фигуры. И тогда появился сильный, гордый архар Он приподнял голову, удерживающую тяжелые рога. А чуть ниже его копыт мелькнуло видение чего-то легкого и грациозного. Через несколько мгновений на камне застыло, напряженно и настороженно, выразительное и совершенное тело молодой маралухи. Рожки, как корона, украшали небольшую голову на длинной, изящно изогнутой шее. Метод вызывания, или, точнее, добывания призраков менялся на глазах. Одной воды уже не хватало. Нужна была лопата. Но ее не было. Поэтому раскопки пришлось приостановить. Возможно, их продолжат когда-нибудь археологи, которые и исследуют богатейший культурный слой Кара-Тюрека...
На обратном пути мы заехали в деревню Кучерла к Николаю Ивановичу Савдину. Савдин, пожилой грузный алтаец, с мудрым взглядом узких глаз, рассказал мне о «камнях с лицами». Не надо было быть очень догадливым, чтобы сразу понять, о чем идет речь. «Камни с лицами» были знаменитыми алтайскими «бабами», уникальными тюркскими памятниками раннего средневековья. Они имели непосредственное отношение к переселениям и движениям народов. Рериха интересовала география этих памятников. Когда-то на Алтае их было много. Они стояли на трактах, в горных долинах, по берегам больших рек, в степях. Теперь становится все труднее найти такой памятник в его естественном состоянии. Время и невежество людей разрушали изваяния. Спасением оставшихся «баб» занимались археологи и музейные работники. Новосибирск, Барнаул, Горно-Алтайск, даже районные центры Алтая имеют коллекции редчайших изваяний. Их там можно смотреть и изучать. Но я мечтала найти «бабу» там, где ее воздвигли древние. Удача с Кара-Тюреком настроила меня оптимистически. Николай Иванович объяснил, что «камни с лицами» стоят у Тургунды, на увале, недалеко от того места, где белая вода Ак-Кема сливается с голубой Катунью. По этой дороге ехал и Рерих, туда, в сторону Белой воды...
— Покажете где? — спросила я Савдина.
— Однако, покажу, — ответил он.
Мы обо всем договорились. Но судьба распорядилась по-иному, дав мне в помощь другого проводника.
...Некор Сайланкин, совхозный бригадир, сухощавый, небольшого роста, с мечтательным выражением доброго лица, задумчиво вращал неуклюжее весло парома. Рядом с Некором стояла его лошадь и меланхолично смотрела на воду. Паром пересекал Катунь между Тюнгуром и деревней Кучерлой. А я сидела в «газике» на кучерлинской стороне и своим грустным видом была очень похожа на лошадь Некора. Скверное настроение имело причину. Дело в том, что «газик» из Усть-Коксы приехал с опозданием, и Николай Иванович Савдин, прождав меня терпеливо полдня, отправился на покос. Без него «камней с лицами» я найти не могла. Паром уже пересек реку и приближался к причалу, когда на лице Некора появилось выражение растерянности. Он затоптался на месте, почесал в затылке, что-то, видимо, решая. Когда паром коснулся досок причала, Некор не сошел на берег. «Газик» въехал на палубу, а меланхолическая лошадь послушно отошла к перилам.