У Интерпола в картотеке тридцать тысяч подозрительных физиономий, так что даже спокойней, когда две из них все время мелькают на виду. Понга и Боркман в результате имеют свободу передвижений, но не свободу рук. Их рэкет — посредничество. Таким образом, высказанное в верхах желание доходит до Хеннеке, который и берет на себя организационные функции. Получается, что между значительными персонами и Левеном оказываются три звена, причем ни одно не знает о другом.
— Понимаю.
— Это всего лишь предположение, заметьте... Хеннеке стало известно, что Левен мешает людям, готовым заплатить большие деньги за его исчезновение. Этой информации для него достаточно.
— Смит... то есть Понга опасается, что Левен пройдет в парламент на будущих выборах.
— Разумеется. Став депутатом, Левен автоматически попадет под опеку политической полиции. А если его к тому же сделают государственным секретарем, к нему приставят охрану. Малейшее происшествие вызовет тревогу и тщательное расследование.
— Понимаю...
Официантка принесла гуляш. Норкотт разлил вино и с аппетитом принялся есть. Шовель вяло жевал. Теперь, когда он уяснил, насколько все зашло далеко, страх исчез. Он перестал бояться. «Я хотел бы походить на этого англичанина лет через десять», — мелькнуло у Шовеля.
— Да, я все еще не ответил на ваш вопрос: почему Хеннеке решил продемонстрировать вас двум посредникам? Он хотел, конечно, произвести впечатление качеством своих агентов. Сейчас не послевоенное время, когда можно было получить квалифицированные кадры по сходной цене. Вербовка новых людей затруднена. Фильмы и романы приучили молодых, что соглашаться можно при одном условии: гоночную «феррари», Брижитт Бардо и открытый счет после первого повышения.
Шовель улыбнулся:
— Возможно, Хеннеке и добавил себе престижу, но ведь он тем самым «засветил» меня.
Англичанин слегка приподнял брови.
— Право слово, вы бродите в тумане. Руководители коммерческого предприятия по шпионажу обязаны быть на виду. Иначе как к ним станут обращаться клиенты и посредники? Серьезные профессионалы типа Понги и Боркмана должны знать вас в лицо.
— Вы полагаете, что Хеннеке действительно собирался дать мне ответственный пост?
— А разве вы не добивались этого?
— Добивался.
— Тогда что же?
— Я не догадывался о последствиях. Фрош ни о чем не предупредил меня!
— Организация не может посвятить вас в свои тайны, не «замочив» вас с головой, — простите мне уголовный жаргон. И не надо говорить дурно о Фроше. Он хочет вытянуть вас.
Единственная пожилая пара, ужинавшая в углу, ушла. Норкотт кивком подозвал официантку:
— Вы остаетесь из-за нас? — Та ответила «найн» с очаровательной немецкой улыбкой.
— Чудесно. Тогда принесите нам сыр и еще одну бутылку.
— Согласитесь, что Фрош ведет себя странно, — начал Шовель, когда девушка скрылась за портьерой. — Он делает все украдкой, не предупреждает, а когда я оказываюсь в диком положении, без ведома шефа пытается вытащить меня.
— Фрош умный человек. Вы важны ему как ценное приобретение — квалифицированный агент, не нуждающийся в постоянном контроле. Сплетение интересов перевесило чашу весов в вашу пользу, вы не в претензии? Надеюсь, вы немного оправились от вчерашнего шока. У вас есть рабочее решение?
— Иными словами, намерен ли я убить человека?
— Хеннеке не требует, чтобы вы самолично душили Левена. Это для него второстепенная деталь. Важно устранить чьего-то конкурента.
— Понимаю. — Шовель уперся локтями в стол. Пора было вскрывать нарыв. — Страх наказания вынесем за скобки. Я жаловался на рутину, и вот Организация предлагает мне нечто стимулирующее. А вслед за этим, очевидно, широкую международную карьеру. Деньги. Острое ощущение риска, так, видимо? Левен умен, богат, влиятелен, иными словами — достойный противник.