Фокстерьер, привезенный каким-то профессором на экологическую станцию, по привычке прирожденного крысолова поймал и задушил евражку. Он не стал его есть, а приволок и бросил на крыльцо, ожидая за это награды.
— Собака ты, — сказала ему Людмила Александровна, чуть не плача. — Какая гадкая собака. — А фокстерьер стоял, глядя на нас снизу вверх, и теребил куцым хвостом.
Коротков стоял с растерянным и побледневшим лицом, словно уличили его во лжи, оскорбили в самых чистых намерениях, ведь сколько он старался, чтобы тут не пострадало ни единого деревца, веточки не сломалось и чтобы людям здесь жилось так же уютно и хорошо, как дома, а вон как неожиданно обернулось. Не прощаясь, он повернулся и заспешил в дом. И я понял, что хозяину собаки придется выдержать не самый приятный разговор. Уезжая, я не сомневался, что фокстерьеру больше не придется душить здесь симпатичных евражек, в общей цепи жизни так необходимых здешней природе.
Когда я добрался до Магадана, китобоец уже успел вернуться и стоял в порту. Экспедиция Кречмара приступила к работе на полуострове Тайгонос. Но, странное дело, я уже не жалел о том, что не успел попасть туда. Благодаря «неудаче» я смог взглянуть на жизнь доселе незнакомого мне края, ощутить ее размах и почувствовать актуальность забот. Но самое главное — повстречался с близкими мне по духу людьми, которые, верилось, смогут постоять за сохранение природы этого края.
В. Орлов, наш спец. корр.
День за днем на Румейле
В полдень будет пятьдесят
На улице еще утренняя прохлада — плюс двадцать восемь. Солнце только начинает набирать силу, чтобы к полудню, совсем рассвирепев, обрушить на Басру всю липкую тяжесть летнего зноя. Тогда город пустеет, люди прячутся по домам, а те, кому надо выйти из дома, ведут себя как новички, впервые попавшие в парную баню: осторожно выглядывают из дверей, отступают, чтобы сделать последний глоток относительно свежего воздуха, и рывком выталкивают себя на улицу, сразу начиная отдуваться и ловить ртом влажную духоту. Но пока еще не жарко, и люди спешат на работу, чтобы до жары закончить необходимые дела.
Пора на работу и мне.
Машина уже у калитки. Почти все левое окошко занимают нос и улыбка Хасана, шофера ИННК — Иракской национальной нефтяной компании, выделенного в распоряжение советской изыскательской группы. Я цветисто — по-моему, в лучших традициях — здороваюсь. Хасан отвечает по-русски и довольно смеется: «Зен, мистер Гриша, хорошо». С первого дня нашего знакомства учим друг друга, и у обоих успехи налицо. Я уже могу без помощи английского объяснить, куда мне надо и во сколько, а Хасан, узнав, что я женат, вполне по-дружески осудил за то, что у меня только один ребенок. Правда, сокрушенно признался Хасан, и сам он недалеко от меня ушел: в тридцать шесть лет — только шестеро детей. У отца в эти годы было уже четырнадцать...
У конторы стоят автомашины; иракские рабочие весело переговариваются, ожидая, когда советские «хубара» — специалисты — закончат утреннюю планерку. Руководитель нашего проекта Борис Тихонович Садовский — изыскатель со стажем. Он работал в Поволжье, Казахстане, Сибири, несколько лет трудился на строительстве Братской ГЭС. Теперь ему поручено возглавить изыскательские работы для одного из самых крупных объектов советско-иракского сотрудничества: закачку воды на нефтяном месторождении Румейла на юге Ирака, близ города Басра.
Суть проекта проста — за счет закачки воды из протоки Гармат-Али в нефтеносный пласт поднять давление нефти и тем самым увеличить добычу. Однако за простотой идеи кроется невероятно сложное исполнение: сотни километров нефтепровода и водоводов, насосные станции, сепарационные пункты, колоссальные водозаборные и очистные сооружения... Но для того, чтобы начать проектировать, нужны изыскания: изучение и оценка условий, выбор оптимальных вариантов. Работают прежде всего геодезисты и геологи. И все-таки, хотя дел бездна, это лишь предисловие к главному.
Сковородка на сковороде
Хамсин — это не самум и не торнадо. Ничего необузданного и неожиданного в нем нет. Людей не заносит в пустыне, погонщики караванов не падают на колени, чтобы вознести аллаху последнюю молитву, с домов не срывает крыши, и вырванные с корнем деревья не носятся по воздуху. Хамсин — просто сильный, удручающе ровный, обычно восточный ветер, поднимающий тучи песка и пыли, и когда он разыгрывается, то видимость не более пяти метров, а лобовое стекло «уазика» через неделю перестает быть прозрачным.