...На месте финиша гремел оркестр, варился гороховый суп, люди пели и танцевали.
По заливу шли, приближаясь, предшественники гоночной флотилии — туристы на больших «церковных» лодках (для воскресных поездок в церковь), вмещающих по 15—20 человек. В такой водный поход отправляются накануне вечером, на полпути останавливаются на острове Парталансаари. Здесь купаются, ловят рыбу, жарят или коптят ее, встречают рассвет, а затем отправляются к месту финиша, оповещая своим приближением, что главные герои скоро последуют за ними.
И действительно, вскоре они появились. Лидеры как были, так и остались, только двойка все-таки вышла вперед и пришла первой с лучшим временем за всю историю гонок — 5 часов 46 минут 36 секунд. В разряде одиночек Лиукконен не уступил никому — 5 часов 54 минуты 08 секунд. Хулкконен отстал от него на 10 минут.
— Я не люблю финишных спуртов, — сказал победитель Лиукконен, получив заветную медаль «цвета золота». — Поэтому постарался сразу вырваться вперед: каждому ясно, что с Хулкконеном шутки плохи. В прошлом году я не смог его достать и отстал примерно на полчаса. Весь год напряженно готовился. Бывало, что греб по полдня. В этом году нагреб уже почти тысячу километров. Дело даже не в тренировках. Всегда приятно вечером после работы совершить длительную прогулку на лодке. Мне нравится это занятие, оно сближает с природой, придает силы...
Я уже хотел было поставить точку, как узнал, что Ханну Лиукконен и Сеппо Хулкконен попытались еще раз «выяснить отношения». На этот раз в местечке Липари, что примерно в 60 километрах к северо-востоку от Савонлинна. В конце июля здесь проводилась летняя гребная гонка на «спринтерскую» дистанцию в 30 километров. Лиукконен выиграл и ее, опередив соперника всего лишь на две минуты.
— В этом году удача на его стороне, — сокрушался на финише побежденный Хулкконен. — Но я не собираюсь сдаваться. Посмотрим, что покажет будущая регата...
Н. Горбунов
Преодоление песка
Форт в Алеге
Раннее мартовское утро, аэродром за углом улицы, жаркое солнце и еще прохладный металл автомашин, голубые бубу группы мавританцев. Их движения, как всегда, неторопливы и величавы.
Старенький «Дуглас» времен второй мировой войны стоит по ту сторону павильона для почетных лиц. Летчик-француз, сидящий в дверном проеме самолета, неторопливо поднимается и идет в кабину. Извергая клубы черного жирного дыма, начинают работать моторы «Дугласа».
Мы — префект, местные журналисты, представитель Франс Пресс Жилле и я — направляемся в многодневную поездку по стране.
Самолет взлетает навстречу песчаному ветру — и горизонт перестает выделяться на фоне неба, за иллюминатором все слилось в желто-бурый цвет, и кажется, что не мы, а пустыня поднялась и сомкнулась над нами.
Спустя два часа наш «лендровер» пробирается в Алеге сквозь воспаленный багрово-желтый туман, в котором угадываются верблюжьи морды и голубые пятна всадников в традиционных бубу. Верблюды глухо ревут, в гуще толпы бьют барабаны, кричат танцующие женщины в черных накидках. «Лендровер», резко задрав капот, начинает с ревом карабкаться «уда-то. Машина вкатывается через каменные ворота в небольшой дворик и, высадив нас, тотчас съезжает вниз, чтобы освободить место следующей.
Мощные парапеты ограждают прямоугольную террасу, устланную циновками м коврами. В центре террасы — .несколько приземистых зданий. Парапеты, терраса, строения — это бывший французский форт, стоящий на срезанной вершине огромного каменистого холма. Внизу к подножию холма приткнулось несколько рядов мертво-квадратных домов, словно ища спасения, безопасности в угрожающей безжизненности пустыни.
Между крышами домиков был натянут огромный полосатый тент, на циновках в изобилии валялись кожаные и парчовые подушки. Пахло горящими углями и мятой. У жаровен, присев на корточки, хлопотали слуги, занятые приготовлением зеленого чая; уставив медные подносы двумя-тремя десятками маленьких граненых стаканчиков, наполненных на одну треть, они обносили гостей. Стаканчики были липкие от приторно-сладкого чая, кстати, прекрасно утоляющего жажду.
Я сидел на циновке и смотрел, как пространство под тентом заполнялось людьми. Они непринужденно садились, ложились на ковры — одни плотно закутавшись в свои бубу, другие — распуская их вокруг себя. Префект вышел из домика, огляделся неторопливо. Остановил взгляд на наших нелепых — здесь — фигурах, насмешливо прищурился: