Точно, их здесь двое.
Один, освещенный фонарем напарника, стоял на коленях подле открытого чемодана, то ли считая, то ли просто рассматривая деньги. Лица держащего фонарь высокого человека разглядеть не удавалось.
— Все на месте? — спросил человек с фонарем. По-английски он говорил без акцента.
— На месте, — ответил человек, склонившийся над чемоданом.
— Что ж, теперь ты станешь богачом, богатым сеньором Рамоном Эскобаром.
— Заткнись, Фернандес, ради господа бога, — прорычал человек у чемодана и, подняв голову, выпалил что-то по-испански. Теперь Раденбау было очень хорошо видно его: низкорослый, короткие курчавые черные волосы, длинные бакенбарды, уродливое лицо со впалыми щеками и свежий шрам через подбородок.
Смотреть дальше было бессмысленно и неосторожно, и Раденбау немедленно пошел обратно, так и не удовлетворив своего любопытства. Нет, на сотрудников ФБР эти двое, Эскобар и Фернандес, непохожи. Но кто же они тогда? И что общего могут иметь с директором ФБР Тайнэном?
Выйдя на дорогу, Раденбау перестал думать о них. Сейчас его гораздо больше занимали мысли о себе, о своем собственном будущем.
Обратный путь в Майами показался намного короче, и он не испытывал такого напряжения, как раньше.
Сойдя на берег, он почувствовал себя свободным и ничем не обремененным. Наконец-то снова сам себе хозяин!
И тут же сообразил, что не закончил еще все свои дела. Ведь этим утром благодаря любезности Вернона Т. Тайнэна он договорился через миссис Ремос, что встретится у себя в гостинице с хирургом-иммигрантом Гарсия.
Подойдя к стоянке такси, Раденбау вспомнил, что Гарсия должен ждать его в десять пятнадцать. Но вместе с тем он вспомнил, что с утра ничего не ел, и ощутил одновременно и голод, и жгучее желание отпраздновать обретенную свободу. Выбор — либо вернуться в гостиницу и там, изнывая от голода, ждать доктора Гарсия, либо сначала поесть и немного опоздать. Пропускать встречу с Гарсия ему не хотелось. Пластическая операция была необходима, и Раденбау очень заинтересовало, сумеет ли хирург изменить ему форму глаз и убрать из-под них мешки. Еще ему хотелось знать, сколько все это займет времени и как долго будут заживать шрамы. Раденбау уверил себя, что доктор Гарсия не обидится за опоздание, поскольку ключ у него есть и он будет ждать в номере гостиницы, где сумеет уютно расположиться. Ничего, подождет, в его положении такую работу не каждый день сыщешь.
Сев на заднее сиденье первой в очереди машины, он сказал водителю:
— На Коддинг-авеню есть ресторан, примерно с милю от гостиницы «Фонтенбло». Не помню названия, но место покажу.
Он рассчитывал, что даже после неторопливого ужина с графином вина опоздает на встречу с Гарсия не более чем на полчаса.
Главную часть своей сделки с Тайнэном он выполнил, и можно было теперь немного расслабиться.
Час с четвертью спустя хорошо поужинавший Раденбау чувствовал себя намного лучше и был готов к встрече с доктором Гарсия, чтобы завершить последний этап превращения в Герберта Миллера. Осознавая, что опаздывает уже почти на сорок пять минут, он заспешил на стоянку такси и назвал адрес своей гостиницы.
Когда машина свернула на Уэст Флентчер-стрит, он увидел впереди огромную толпу, пожарную машину и два полицейских автомобиля. Столпотворение происходило прямо у его гостиницы.
— Высадите меня на углу, — сказал он шоферу.
Подойдя ближе, он увидел пожарных, тянувших шланги в вестибюль. Из разбитых окон третьего этажа валил дым. Раденбау вдруг понял, что дым валит из его номера.
Он обратился к стоящему рядом зеваке, молодому бородатому парню в спортивной майке с эмблемой университета Майами.
— Что здесь случилось?
— Примерно час назад что-то взорвалось на третьем этаже и начался пожар. Говорят, разнесло комнат пять и кого-то убило. Есть раненые.
Заметив людей с микрофонами, окруживших начальника пожарной команды, Раденбау торопливо протиснулся сквозь толпу, объясняя всем, что он репортер, и встал за спиной пожарного, прислушиваясь к его словам.
— Значит, один убитый? — переспросил кто-то из журналистов.
— Да, пока что нашли одного, жильца того номера, где произошел взрыв. Погиб, видимо, мгновенно. Всю комнату разнесло в клочья, труп сгорел дотла. Звали его — дайте-ка взглянуть, — звали его Герберт Миллер. Больше о нем ничего не известно.
Раденбау даже пришлось закрыть ладонью рот, чтобы не вскрикнуть от удивления.