— Не так немножко получается. Пальцы хуже стали чувствовать, — без грусти, как о чем-то постороннем, говорит егерь.
Василий Александрович достает картонную с жестяными ободками шпульку из-под ниток. Прячет ее в кулак и подносит к губам. Рождается звук, — вначале неясный, тягучий. Дворняжка, до этого трусцой петлявшая под окнами, после первых же окрепших звуков поджимает в страхе хвост и, вздымая дорожную пыль, уносится за соседние постройки. Комнату до краев наполняет леденящий, тоскливый вой матерого волка. Когда он немного мягчает, Василий Александрович отнимает шпульку ото рта:
— Так собирает выводок волчица. Переярки поют веселее... Раньше я вабил через стекло семилинейной лампы. Кажется, и мертвого волка мог поднять версты за полторы. Теперь вот воздуха только на эту штуковину хватает, — говорит Василий Александрович, разжимая кулак со шпулькой.
Немало случаев, связанных с волком, припомнил старый егерь, немало слов сказал об этом осторожном, смелом и сильном звере. И ни одного гневливого. Месяцами колесил он на велосипеде по районам, выискивая волчьи выводки, организуя облавы на их стаи. И не переставал удивляться жизни, повадкам, хитрости и благородству своего противника. Человек шел за волком. Путь этот, длиной более чем в полвека, вобрал в себя почти всю жизнь известного охотника. Но и сейчас сокрушается он из-за тех двух-трех охот, на которых волкам удавалось перехитрить его. О волке говорит всегда серьезно. Если история не про серого, может разулыбаться.
— Появилась в лесу енотовидная собака, и тетеревов не стало. А вот собак енотовидных волки крепко шерстят. — И разведет руками егерь: — Опять волки в разговор встряли. Да и что тут поделаешь, вечный волчатник. Ведь с фронта вернулся когда, выспаться не успел, блинов поесть, а тут нарочный от охотников: «На охоту, Александрыч, собирайся». Не пошел я тогда на охоту. Не потому, что, мол, с дороги или не хотел. Одежонки не было. Потом и одежонку собрал, и патроны набил, да и о волках рассказы послушал. А они, нужно сказать, после войны тут такое вытворяли: под овчарни подкапывались, через крыши лезли за скотиной. Случалось, и на людей нападали. А кое-кто свои хозяйственные промашки решил ими прикрыть: «Какое, мол, тут животноводство, когда волки крутом?» Из района к нам в заповедник бумага приходит: «Уничтожить немедленно». А кому уничтожать-то? Ребятишки да старички — вот и все охотники.
Голос у меня в ту пору зычный был. Поставленный, — вспоминает Василий Александрович. — Волки и днем на него отзывались. Все свое воинство я проинструктировал, расставил в нужных местах. Подвыл. Отозвались серые. Только слышу, сороки по косогору через некоторое время: чи-чи-чи-чи. Дело ясное — волки в гору ушли. На следующий день та же самая картина. После долгих мытарств понял, что волки из-под кашля уходят. На номерах-то старые люди стояли. Пока всех проинструктируешь, они кашлем-то и изойдут. Но тринадцать серых и с этой командой извел. Три волка случайно ушли. Двое забились в заповедные крепи, а третий все у заповедника крутился, но под выстрелы не шел. Распустил я по домам своих старых и малых. Начал выслеживать зверя один, подстраиваться под него. Подвывал терпеливо, и волк всегда отзывался рядом. А после замолкал, кружил вокруг меня, но, наткнувшись на след, уходил. В общем, вел себя как матерый волчище. Не по возрасту умен был этот переярок. Однажды вечером переправился я через реку, прокрался берегом вниз по течению и стал вабить через Хопер. Ближе к ночи откликнулся волк. Походил по берегу, человечьего следа не нашел и поплыл через реку к песчаной косе, за которой рос мелкий осинник. Оттуда я и звал его.
...Ветер дробил полотно воды. Лепечущие осинки оставляли на песке дырявые тени. Все было неясным и зыбким. Когда у берегов на светлой песчаной косе появилось что-то темное, егерь выстрелил. Проверяя свою догадку, подошел к волку. В темноте потрогал мокрую его голову, нащупал изломанное в нескольких местах ухо и тугие шрамы вокруг него, оставленные дробью. Волк был под выстрелами еще раньше. Его ранили в ухо. Оп плохо слышал и поэтому отзывался на подвывку только с близкого расстояния. Но, выходя на пока еще неясный для него зов, успевал заметить след человека.