Зато Ван Тау Нгуен жизнь своего края знал прекрасно.
— У нас в Ламдонге, — рассказывал он, — около 380 тысяч человек населения, из которых примерно половину составляют двадцать различных горских народностей: эдэ, мыонги, зярай, ма, тинь, седанги, тюру, кхо и другие. Много еще мео и таи, переселенных сюда колонизаторами в 50-е годы из северных горных провинций, граничащих с Китаем... Промышленная же мощь края в 1975 году равнялась нулю. То же было и с сельским хозяйством. За исключением овощей, все привозилось из Сайгона.
В 1975 году в городе оставалось лишь по 44 килограмма зерна на человека. К десяткам тысяч безработных провинции добавились бывшие сайгонские солдаты и офицеры, многочисленные служащие различных увеселительных заведений. Сразу же испустила дух разветвленная и рассчитанная на спекулянтов и иностранцев служба сервиса.
Сейчас провинция производит около 250 килограммов продовольствия на душу в год. Тонны овощей отправляют ежедневно на утренние рынки Хошимина и в портовый Нячанг, а оттуда привозят рыбу. Почти все далатское население носит мундиры бывшей сайгонской армии со споротыми нашивками, поскольку никакой другой одежды на складах не оказалось. Хозяйственное возрождение Хошимина, его текстильных фабрик, предприятий, выпускающих предметы первой необходимости, даст далатцам возможность переодеться. Помощь нужна и горцам, еле прикрывающим тело тряпьем.
Ван Тау Нгуен говорил, что еще сложнее, чем материальное обеспечение горцев, проблема культурного строительства. Ликвидировать неграмотность в горах Центрального плато можно, только создав алфавит для десятков народностей и племен, никогда не имевших его. Требуется особый подход к людям, жившим в условиях родоплеменного или феодального строя. Много осложнений доставляют подлинные войны между племенами — пережитки национальной розни, ее насаждали веками. Часты и стычки между семьями из-за кровной мести.
Французы, а после них американцы делали особую ставку на горцев Центрального плато. Их общее отношение к ним определялось одним словом — дикари. Феодальные правители Вьетнама называли их так же «нгой-мой». Еще во времена французских колонизаторов из князьков горских племен парижские эмиссары организовали так называемый Единый фронт угнетенных районов — ФУЛРО. Этот «фронт» стал опорой контрреволюционных банд после провозглашения ДРВ, поддерживал марионеточный режим в Сайгоне, а после его краха, затаившись в подполье, начал саботаж и вооруженные нападения.
— Вы отправитесь в горы к моим друзьям, — говорил мне Ван Тау Нгуен, — и увидите, что люди, населяющие их, отнюдь не дикари. Я попрошу народный комитет дать вам хорошего» переводчика. Вы заслушаетесь эпосом горцев, который, считайте, никому-то, кроме них, и не известен из-за отсутствия письменности... Реакционеры и бескультурье сейчас два главных наших врага...
Окруженные вездесущей босоногой ребятней, которая передавала нас, словно эстафету, от улицы к улице, мы бродили с Нгуеном по городу, разбросанному среди покрытых сочной короткой травой и соснами холмов. У водопада Камли, на западной окраине Далата, мой спутник показал рукой на силуэт пагоды, чья изящно загнутая крыша четко вырисовывалась на фоне закатного неба.
— Там находится могила князя Нгуен Хыу Хао, чьим приемным сыном был последний король Бао Дай... Короли, мандарины, резиденты... Что им было до жизни гор и их людей?
На следующий день я увидел горцев в пестрых национальных одеждах на далатском рынке. Прилавки были заставлены плетенными из лыка туесами с клубникой, яблоками, помидорами, сливами, огурцами. Торговали даже простоквашей — вот уж чего ни на одном рынке Вьетнама не увидишь! Высились бутылки и кувшины клубничного сиропа, который добавляют во все, наверное, местные блюда. Продавали в изобилии и клубничную настойку. Морщась, пробовал ее из поцарапанного пластмассового стаканчика почти чернокожий человек в берете, еле державшемся на влажно блестевших смоляных кудрях. Редкие усики над широкогубым ртом.