— Как вы думаете, что это за развилка на автостраде? — спрашиваю у девушки, облокотившейся на перила.
— Судя по карте, одна дорога ведет прямо на юг, к Мексиканскому заливу, а другая поворачивает на юго-запад, в прерии.
В устах моей собеседницы английский язык заметно отличается от говора южан.
— Меня зовут Джойс Маринелли,— несколько смущенно представляется она.— Мы приехали сюда на летние каникулы, а вообще-то учимся в колледже Кенн в штате Нью-Джерси.
Среди девушек лишь Джойс игнорирует моду на короткую стрижку. Поправляя свои пышные пепельные локоны, она открывает высокий лоб и веселые темно-карие глаза.
— А вы откуда? Неужели из самого Советского Союза? Вот здорово, у меня к вам столько вопросов!
— Что ж, спрашивайте...
— Ну вот, к примеру, правда ли, что администрация советских предприятий и учреждений предписывает своим сотрудникам, где и как проводить свои отпуска?
— Откуда у вас такая информация?
— В газете написано,— словно оправдываясь, Джойс протянула номер местной «Хьюстон кроникл».
Пробегаю статью. Обычная, набившая оскомину чушь о «жестоком авторитарном режиме, подавляющем любое проявление творчества». Между тем узнать о наших достижениях можно и в Хьюстоне, если съездить на экскурсию в Центр управления космическими полетами. Увлекательно, со знанием дела рассказывает экскурсовод этого центра Шерал Хопкинс, например, о совместном полете советских и американских космонавтов по программе «Союз» — «Аполлон». Рукопожатие в космосе стало одним из самых ярких символов разрядки. Оно напоминает американцам, что, объединив свои усилия, США и СССР могут успешно развивать взаимовыгодное сотрудничество, несмотря на коренные различия в общественном строе.
Но вернемся в отель «Шератон». В тот же день, когда мы познакомились с Джойс Маринелли, в холле гостиницы, только двадцатью этажами ниже, открылась выставка-продажа прогрессивной литературы, в том числе изданий, рассказывающих о жизни советских людей. Составленные в ряд три прилавка своим внешним видом явно уступали стендам из полированного дерева в соседнем салоне, на которых тесно выстроились глянцевые журнальные обложки с шикарными яхтами, виллами, автомобилями и полуобнаженными девицами.
Да и тот, кто продавал скромно оформленные томики — произведения классиков марксизма-ленинизма, а также книжки современных авторов — руководителей Компартии США, прогрессивных деятелей профсоюзного, женского движения,— заметно отличался от холеного торговца грезами с его двойным подбородком и самоуверенным взглядом. Этот пожилой мужчина не улыбался покупателям с казенной белозубой подобострастностью, а со спокойным достоинством отвечал на вопросы. И вот уже у прилавка столпились несколько парней и девушек и ведут оживленную беседу с убеленным сединой человеком, словно со своим ровесником.
Это непринужденное общение двух поколений весьма не понравилось невесть откуда появившемуся администратору гостиницы. Окинув быстрым взглядом прилавки и оценив обстановку, он наклонился к продавцу, злобно процедив сквозь зубы:
— Я попросил бы вас, сэр, немедленно убрать отсюда все ваши книги.
— А я отказываюсь сделать это,— прозвучал резкий ответ.
— Что ж, в таком случае вынужден прибегнуть к помощи полиции.
— И напрасно, сэр. Полиции придется иметь дело с Национальной студенческой ассоциацией, снявшей этот этаж для проведения своего съезда. А она официально разрешила мне торговать здесь книгами.
— Бог знает, что творится у нас в Техасе,— с тихой яростью выдавил из себя администратор.— Того и гляди, эти красные на голову сядут...
На самом же деле «красные», а точнее, коммунист, участник мировой войны Джон Стэнфорд, который распространял прогрессивные издания по поручению местной организации Компартии США, конечно же, и не думали никому «садиться на голову».
— То, что за первый день распродано уже 200 экземпляров книг,— вовсе не волшебство, а веление времени, прямой результат растущего интереса к прогрессивной литературе,— сказал Стэнфорд, познакомившись со мной.— А вот и мои добровольные помощники. Прошу, как говорится, любить и жаловать!