Наконец стали заходить люди, и, когда набились битком, по знаку скрипача музыканты поднялись и запели. Первый куплет — без сопровождения. «Если в пять часов ты встанешь, в полшестого завтрак съешь, если в три с обедом кончишь, в восемь ужин соберешь, если в девять спать заляжешь, до ста лет ты проживешь!»
— Распорядок жизни в пусте,— шепнул мне Ласло.— До шести дрыхнуть будешь, пиши пропало, от такой работы толку нет.— И подхватил вместе со всем залом второй куплет. Музыканты уже не пели, взялись за инструменты и повели мелодию.
Я не сразу понял, кто поздоровался со мною, и, неуверенно кивнув, признал нашего голоногого знакомца, Гусиного Дюри. Теперь на нем была рубашка с черным жилетом, узкие брюки, заправленные в надраенные сапоги. Под мышкой он держал свою шляпу — и почему-то веник. Пока я вспоминал, как по-венгерски «веник», чтобы спросить, к чему он здесь, подошло еще несколько парней, и все с вениками.
— Агшэпрютанц! Танец с вениками!
В круг вышли парни. Они сноровисто перебирали ногами, подпрыгивали, лихо щелкали каблуками, и веники летали вокруг — то в руках, то на плечах. Потом, зажав веники щиколотками, танцоры в отчаянном пируэте шаркнули ими по полу, отчего поднялась густая пыль.
А музыканты пели: «Холостой я парень, не женюсь! Без тебя, голубка, обойдусь! Все я сам умею, все я сам успею, даже веником по комнатам пройдусь!»
Пел весь зал, и танцевал весь зал, и пели музыканты, и звенели цимбалы, и хлюпал кожаный мешок с пестиком. Кто в полном костюме — в жилете и сапогах, кто в джинсах и босиком. Плясал Немечек Ласло, плясал немолодой инженер Булчу. Плясал и я — то, что мне самому казалось чардашем, а окружающим, наверное, то ли индейским, то ли негритянским танцем.
Снова запели музыканты свою песню-совет, как дожить до ста лет.
«Если в пять часов ты встанешь...»
Я оглянулся. До ста лет всем было далеко. А многим — даже до тридцати.
Л. Минц Ньирбатор — Хайдусобосло — Москва
Возвращение к Ангкор-Вату
Вот уже полгода я мечтал поехать в Ангкор, но все время что-то мешало. У журналистов, работающих в Кампучии, всегда очень много работы и очень мало времени на личные планы. Смотришь, в провинциальном центре открывают новую школу, а в соседней деревне — пхуме — организовали медпункт; в Пномпене у студентов технического института воскресник, на котором ребята расчищают территорию от буйных трав запустения, а на медицинском факультете — первый выпуск. Сегодня у рыбаков на озере Тонлесап началась путина — ранним утром плывешь на длинной узкой пироге от одного заякоренного плота к другому, чтобы снять на пленку трепещущее в неводах серебро, а завтра вышагиваешь по узеньким дамбам среди рисовых чеков и даже пытаешься вместе с крестьянками жать рис, но не успеваешь войти в ритм, потому что время торопит: через три часа ты должен быть на стадионе, где состоится товарищеский футбольный матч между командами Пномпеня и Хошимина...
— Мы сможем выехать в Ангкор послезавтра,— сказал наш гид Сомарин.— Хочу предупредить: это будет не очень-то приятная прогулка — дорога от Кампонгчнанга совершенно разбита. Ехать придется со скоростью километров двадцать в час, не больше. Правда, хорошо, что сейчас январь и не очень жарко.
«Не очень жарко» означало, что температура воздуха на солнце доходит всего лишь до 35 градусов по Цельсию.
...Был сезон прахока, и воздух пропитался резким запахом перебродившей на солнце рыбы. Навстречу нам двигались вереницы двуколок, которые тянули меланхоличные буйволы. Крестьяне из деревень, расположенных вдали от реки Тонлесап, везли рис, чтобы обменять его на мелкую рыбешку и тут же, на берегу реки, заняться приготовлением прахока. Повозки небольшие, но на каждой располагалось, как правило, целое семейство.
Прахок — непременная принадлежность кхмерской кухни. Это особым способом приготовленная рыбная масса, которую несколько недель выдерживают на солнце, отчего она приобретает острый вкус, едкий аромат и становится незаменимой приправой к вареному рису. Готовят прахок в январе — феврале, потом хранят в больших глиняных чанах. Запасов обычно хватает на год, а затем — снова в путь-дорогу. К реке...
Мы хотели попасть в Баттамбанг засветло и поэтому, пока не кончился асфальт, мчались с приличной для этих мест скоростью — 60 километров в час. Асфальт кончился перед Кампонгчнангом...