Верзила, стоящий рядом с Сигэцу, заиграл желваками:
— Чем больше ты будешь упорствовать, тем хуже. Ты не представляешь, что тебя ждет.
Я вспомнил — именно он нанес мне удар локтем в сплетение. Сейчас я ощущал только жажду, больше ничего. Щуплый заерзал, сморщил нос:
— Почему вы молчите? Расскажите все. Признайтесь. Упорствовать бесполезно. Ну? Где ваш ракетолет?
— Дайте пить.
Сигэцу покачал головой:
— Ты этого не заслужил. Некоторое время он покусывал нижнюю губу, кивнул Щуплому:
— Ладно, что его ждать. Пусть несут.
Щуплый вытер ладонью пот со лба, посмотрел на меня, вздохнул. Сказал жалобно:
— Ну вот, я же говорил. Сказали бы. а теперь уже поздно. — Отойдя к домикам, он крикнул: — Сид! Зеленый! Давайте!
Из ближней палатки вышли двое парней лет шестнадцати.
— Подтащите сюда ящик!
Один из парней, прищурившись, посмотрел на товарища. Тот что-то сказал, кивнул. Пригнувшись, он взяли стоящий у стены большой металлический ящик с ручками. Переглянулись, подняли, сгибаясь от тяжести, подтащили к ракетолету. Опустили недалеко от меня, посмотрели на Сигэцу. Тот, будто не замечая их, отвернулся. Выждав, «президент» сделал знак Верзиле. Верзила с готовностью кивнул, присел, откинул металлические створки: сверху лежали листья, мох, сухая трава. Некоторое время все было тихо; потом листья слабо зашевелились. Из-под них осторожно выползло серое щупальце.
Трава, прикрывающая ящик, посыпалась на землю. Я увидел туловище, два выпуклых нароста. Один из бугорков вздрогнул. Сморщенная кожа медленно раздвинулась, открылся глаз. Зрачок был совершенно неподвижен, глаз будто застыл — только сморщенная кожа на бугорке вздрагивала. Сигэцу присел, посмотрел на меня:
— Знаешь, кто это? — Он ласково погладил чудовище по голове. Глаз, моргнув, повернул зрачок, закрылся. Сигэцу скинул остатки травы, прикрывавшие туловище, встал. — Мы называем это тихое создание «пант». Красиво, согласись? Пант — самое миролюбивое существо, когда-либо известное человеку.
Сигэцу, будто раздумывая о чем-то, отошел в сторону. Повернулся.
— Пант никогда ни на кого не нападает. Это идеальное домашнее животное. Его главная функция — растворять и усваивать протеин. Только это, больше ничего. Он усваивает белок в любом виде, лишь бы этот белок не сопротивлялся. Поэтому пант заранее исключил для поглощения все двигающееся. А вот неподвижное — только подавай. Особенно любит пант гнилую древесину. Когда пант добирается до гнилой древесины, он счастлив. И еще — у панта нет желудка. Вернее, есть, но этот желудок снаружи.
Сигэцу подошел к ящику, пальцем снял с, кожи чудовища немного слизи, показал мне:
— Вот. Кожа панта и есть его желудок. Это желудочный сок. Он довольно легко растворяет белок. Постепенно белок сам становится слизью и всасывается в кровь. На этот процесс панту требуется не так мало, около трех часов.
Сигэцу брезгливо отер слизь о столб.
— Когда республика Иммета будет признана в Сообществе, панта узнают все. Он выбран нашим государственным символом.
Закрыв глаза, Сигэцу несколько секунд стоял в торжественном молчании. Вздохнув, медленно двинулся по тропинке. Я понял — он идет к дальнему, стоящему обособленно домику. Да, так и есть. При его приближении человек, сидящий на земле, вскочил. Задрал голову, взял автомат на караул. Подождал, пока «президент» войдет в палатку и закроет полог, и стал «вольно». Верзила вздохнул:
— Смотри, мы тебя предупредили. У нас тут женщины, ребятишки. Да и нам видеть все это противно. Поэтому, когда стемнеет и все уснут, тебя привяжут к трухлявой колоде, а сверху положат панта. Как только пант убедится, что ты не можешь двигаться, он с удовольствием начнет переваривать твой протеин. Он ведь понимает — это лучше, чем сухие листья. Да и трухлявая колода под тобой — для него немало.
Почему так хочется пить? От жажды горит горло, кружится голова.
Один из крепышей, стоящих рядом, толкнул меня в плечо, посмотрел на Верзилу, тот кивнул:
— Отведите. С ним все ясно. Меня повели вокруг ракетолета, мимо врытых в землю столбов, по узкой тропинке. Тропинка скоро привела в джунгли. Чуть подальше, за деревьями, открылась площадка для мусора: несколько ям, наполненных объедками, рваной бумагой, жестянками от консервов, полусгнившими плодами. За площадкой стоял сарай. Продолговатое строение без окон, обитое плохо обструганными досками. Покрыто листьями, связанными в жгуты. Три конвоира подвели меня к двери; шедший впереди снял доску, прикрывавшую вход: — Давай.