Именно в этот момент он соответствовал тому образу, в который мы его чаще всего облекаем, а именно, образу ночного всадника, преодолевающего громадные пространства ради проигрышного дела, без надежды на успех, озабоченного лишь продвижением вперед. Он вглядывался в звезды, с опаской в душе рассматривал горизонт, боясь, что окажется перед непреодолимым препятствием, и все же лицо его было безмятежно, в прозрачных глазах горела уверенность, пальцы с точностью бегали по клавишам пульта, душа его была светла и спокойна, и он повторял бессмертные фразы Конституции или рожденные на Земле баллады. Быть может, этот образ не имеет ничего общего с действительностью, и в кабине сидел просто ворчливый старикан, который две недели подряд повторял пустые фразы, написанные два века назад мечтателями. Мы не можем этого знать, впрочем, это значения не имеет.
Путешествие длилось две недели, которые он провел в скафандре, пользуясь соответствующими приспособлениями. Его только раздражала невозможность почесаться, ибо грязь стала раздражать тело, а борода — заполнять прозрачный шлем.
Он в совершенстве освоил управление стоножкой. Он пользовался командами редко, позволяя ей двигаться вперед самостоятельно, если направление было верным. Он пересек обширное скалистое плато, покрытое темно-фиолетовым льдом равнины, два океана. Океаны внушали ему страх, ибо он не знал, как заставить животное плыть, но опасения оказались пустыми. Стоило стоножке оказаться на берегу, как она вошла в дымящиеся волны и поплыла вперед. Теперь Жерг Хазель боялся, как бы стоножка не нырнула, но животное спокойно перенесло человека через «воды».
Хазель перебрался через три горные цепи и пересек огромные болота. Горы были, наверное, самым трудным этапом путешествия. Толчки и тряска были почти невыносимыми. Но воля Хазеля, ведущая его к некой точке, где на скалистом плато блистала ракета с носом, устремленным в небо, не ослабла.
За две недели Жерг Хазель остановился всего два раза — один раз, чтобы дать отдохнуть стоножке, другой, чтобы сделать передышку самому — снять скафандр, помыться, причесаться, обрезать бороду и поесть и попить по-человечески, то есть пользуясь руками. Остальное время стоножка несла его днем и ночью, не выказывая никакой усталости.
На четырнадцатый день земного времени он достиг края скалистого плато и различил на горизонте стройный силуэт корабля и массивные строения базы. Он приблизился к этой базе, заставляя землю дрожать под шагами гигантского животного. Когда он оказался совсем близко и ракета опасно покачнулась, он даже расслышал испуганный рев венериан-цев. Он различил перекошенные лица людей — маленькие бледные пятна в прозрачных шлемах. Они, казалось, смотрели в небо, ибо он сидел очень высоко. И он прокричал в микрофон слова, которые громом прозвучали в плотной атмосфере Урана:
— Сдавайтесь. Во имя Конституции и закона.
Он остановил стоножку, встал с кресла, вышел из кабины, держа в одной руке микрофон, а в другой — оружие, мощный надежный карабин.
Они не сопротивлялись. Думаю, безобидное животное испугало их больше, чем человек, чья воля привела их на виселицу, ибо при виде гиганта в их душах проснулись вековые страхи, и они не сочли человеком крохотное существо, которому удалось приручить эту гору.
Они даже не попытались избавиться от вснерианцев. Они скрылись в зданиях базы, как потребовал Жерг Хазель. С карабином в руках он проник в пустую ракету, снял скафандр, разместился в навигационной рубке, поел и отоспался, зная, что пираты не осмелятся двинуться с места.
Через неделю их забрал отряд полиции, а венерианцы были погружены на ту же ракету и репатриированы на вторую планету. Обратное путешествие их прошло в столь же плохих условиях.
Они все же не были людьми, хотя закон, справедливость и Конституция остались неприкосновенными.
Жерг Хазель стал героем, и ему отвели место в школьных учебниках истории, но не потому, что он поступил, как сумасшедший, и не потому, что он восстановил цорядок и справедливость и защитил Конституцию.
И не потому, что он освободил рабов-венерианцев, хотя люди позже связали его имя с этим делом прочно и надежно.
Он стал героем из-за стоножки. Он стал героем, потому что пересек океаны, болота, горы Урана, то есть сделал то, чего не сделал до него ни один человек, ибо никто даже не думал, что такое возможно. Он стал героем, потому что дал человеку самую большую игрушку, самую большую машину, о которой никто и не мечтал.